Вы все еще нужны там. Планировали отвоевать Багдад. И для этого имели в виду прибытие германского командования и подкреплений.

И сколь бы понятным ни было желание Энвера взять обратно почтенную резиденцию халифов и тем самым восстановить подорванный турецкий престиж на Востоке, столь же непостижимым для меня и по сей день остается то, что германская сторона проигнорировала мои и Кречмара самые настойчивые предупреждения. Я ни минуты не верил в возможность реализации этого мероприятия: как же при самом жалком состоянии коммуникаций должно было функционировать снабжение целой армии в Мосуле, откуда же надо было брать самое необходимое довольствие, ведь вследствие страшной засухи весной грозил голод, как же смогут справиться с климатическими условиями германские войска? Не было ничего, что не испробовал бы я, чтобы разъяснить это Ставке, но тщетно: очевидно, что, удерживая при себе турок, шли за фантазиями Энвера, а потому назначили командующим Фалькенгайна и обещали отправки экспедиционного корпуса. Инспекционная поездка Фалькенгайна была лишь формальностью.

Мне он заявил, что я ему нужен теперь уже как инспектор всех – турецких и германских – частей тыла, который знаком с обстановкой и сможет ручаться за соблюдение в тылу армии германских интересов.

И во второй раз после тяжкой внутренней борьбы я заявил, что готов принять эту неблагодарную миссию. Если бы я не остался добровольно, меня бы командировали. Лучше уж первый вариант.

Что означало, вопреки убеждению и имеющемуся опыту подписаться под этой изначально мертворожденной затеей только из солдатского долга, сможет понять любой, кто знает, что я, будучи страстно увлечен военным делом, очень тосковал по любой строевой должности на любом административном посту.

В германской армии вообще не слишком ценили назначение в тыловую инспекцию, а при турецкой ситуации это была неприятная и трудная задача, насколько это вообще возможно. Связанное с этим повышение по службе едва ли могло стать компенсацией, хотя Фалькенгайн заметил: «Мы теперь оба здесь главные персоны».

Резиденцией высшей тыловой инспекции[430] было избрано Алеппо.

Так что я вернулся в исходный пункт моего арабского турне (26 июля 1917 г.).

И тот аргумент, что я приводил в моих предупреждениях относительно авантюры в Месопотамии в качестве одной из стратегических вероятностей, и реализовался: положение на Синайском фронте обострилось настолько, что и там следовало иметь в виду крупное британское наступление в обозримом будущем. Если же англичане прорвутся вплоть до северной Сирии, зависящие от коммуникаций на мосульском направлении армии окажутся отрезанными. Поэтому сразу же возникала необходимость «пока что» отказаться от операции против Багдада и укрепить Синайский фронт.

Фалькенгайн получил общее руководство, а также германский Азиатский корпус – силой в смешанную пехотную бригаду[431]. Подготовка потребовала несколько месяцев, ведь все приходилось доставлять из Германии.

Выглядит настоящей иронией, что операция официально была названа «Йилдырым», то есть молнией. Даже если это выдумка, то все же весьма удачно характеризует ситуацию следующий анекдот. Один английский летчик сбросил над турецкими позициями листовку следующего содержания: «Громоотвод уже есть, где же молния?»

Служебные мои дела тянулись монотонно и безрадостно, к тому же хватало и трений – однако только с германскими инстанциями в штабе армии. А вот моего турецкого начальника штаба и турецкого инспектора тыла (начальник – майор Гюнтер) я могу лишь похвалить за тактичное взаимодействие.

Воздействие мое на турецкие тылы оставалось невелико, ведь большая часть тыловой зоны подчинялась не Фалькенгайну и генералу Джемалю. Последний – одна из примечательнейших личностей во всей турецкой армии – был уязвлен тем, что вынужден уступить пост главнокомандующего Фалькенгайну. И то, что после этого не было недостатка в регулярных осложнениях, вполне очевидно[432].

Главным образом деятельность моя концентрировалась на транспортировке и снабжении постепенно прибывающих германских формирований. Обработкой германских запросов наилучшим образом занимались мой начальник штаба Лёшебранд-Хорн и интендант Геллини. Капитан Меркель и ротмистр фон Абель стали моими адъютантами. Гармония в штабе позволяла вынести утомительную монотонность повседневности.

Между тем ситуация на Синайском фронте стремилась к решительному исходу. Ход событий я – лично в боях не участвуя – описываю лишь настолько, насколько он прямо воздействовал на мою военную карьеру. В целом же необходимо отметить следующее.

Свершения турок, которым были приданы некоторые германские и австрийские формирования, от удара к Суэцкому каналу и до трагического финала стали славной страницей в истории войск, которыми в течение трех долгих лет, полных мучений, лишений и кровопролитных боев, руководил главным образом подполковник Кресс фон Крессенштейн, позднее командовавший группой в Касселе[433].

Кресс, как и я, в связи с грозящей фронту на Синае опасностью и трудностями снабжения, настойчиво отговаривал от планируемой операции против Багдада и не оставил у Фалькенгайна никаких сомнений в том, сколь прискорбно будет тогда складываться ситуация в Палестине. Ведь там у англичан теперь получил командование испытанный на полях сражений во Франции генерал Алленби, да и в ходе ведшейся годами систематической работы по выстраиванию тыловых коммуникаций была достроена железная дорога от Суэцкого канала к передовой. Количественное и материальное превосходство англичан постоянно росло, в то время как у турок и в лучшие времена не получилось обеспечить себя хотя бы самым необходимым. В результате всех представлений Кресса командованию Фалькенгайн смог «временно» отказаться от операции против Багдада, но не от своего поста командующего.

В августе он перенес свою штаб-квартиру в Алеппо. Там – в 600 км от фронта – он и оставался в неведении относительно намерения англичан атаковать вплоть до начала ноября[434]. Следствием такого отдаления от зоны боев было то, что контакта между высшим руководством и войсками не было, а при неизвестности общей обстановки на фронте часто отдавались приказы, уместные на германском фронте, но не выполнимые в ближневосточных условиях. И когда на это следовали возражения, шла отповедь: так называемые «знатоки страны и людей» слишком уж отуречились. В штабе группы армий таких «знатоков», к сожалению, не было, не говоря уже о самих турках. Таким образом, с самого начала никакие доверительные отношения между союзниками оказались невозможны. Лишь когда началась буря, Фалькенгайн в конце ноября перебрался в Иерусалим, слишком поздно, чтобы справиться с обстановкой – если это вообще еще было возможно[435]. Англичане, поддерживаемые арабскими племенами, которых на сторону Антанты привлек в обмен на обещание независимости гениальный полковник Лоуренс, прорвали фронт и угрожали Иерусалиму. Однако до немедленного использования британской победы не дошло. Турецкая штаб-квартира была вывезена в тыл. В ходе дальнейшего неблагоприятного хода боевых действий Фалькенгайн был снят с поста командующего[436] и заменен