А потом право воспитания в школе распространилось и на дочерей здравствующих кавалеров Почетного легиона. Каждый год император с великолепным эскортом посещал Экуан и знакомился с его воспитанницами. Но послушаем мадам Кампан, ибо иногда он приезжал и без предупреждения.

«Вчера, 3 марта, нас посетил Наполеон. Какой сюрприз, какой шум, взрывы смеха! А затем вдруг – какая почтительная тишина… Император осмотрел, как истинный хозяин, чулки, связанные малышками… Он также проявил заботу, спросив, чего бы девочкам хотелось на десерт: оказалось, они хотят торты и пирожные с кремом, и он приказал угостить их ими в честь своего посещения».

Да, мадам Кампан прекрасно справлялась в Экуане, даже давая возможность учиться бесплатно слишком бедным девочкам. А однажды (в 1812 году) после пресловутого заговора генерала Мале, суперинтендантша осмелилась просить милости императора к отцам двух своих «малышек», которым грозила смертная казнь, и ей это удалось.

К сожалению, падение императора положило конец мечтам этой решительной женщины. У нее отняли Экуан, вернув его прежним владельцам из рода Конде. Вместо девочек с их радостным шумом и песнями здесь поселился мрачный старик. А мадам Кампан, потеряв единственного сына, впала в отчаяние и нищету.

Потом Луи-Филипп снова вернул туда школу для девочек, просуществовавшую там довольно долго – до тех пор, пока не настало время привести здание в порядок. Девочек перевели в более современное здание в Сен-Дени, куда уже ранее переехала часть школы.

Сейчас в восстановленном с особой тщательностью Экуане размещается музей эпохи Возрождения, достойный осмотра более продолжительного, чем преодоление расстояния между ним и Парижем.

Часы работы

Национального музея эпохи Возрождения

Все дни (кроме вторника) с 9.30 до 12.45 и с 14.00 до 17.15

(с 16 апреля до 30 сентября – закрытие в 17.45)

Закрыт по вторникам, 1 января, 1 мая и 25 декабря.

http://www.musee-renaissance.fr/

Ненависть может сделать многое,

Но любовь – еще больше.

В. Шекспир

И кто мог бы предсказать подобное существование для королевы? Со времени своего замужества и коронации в августе 1193 года Ингеборга жила исключительно в монастырях. А теперь вот был этот замок Этамп – большой четырехугольный донжон, венчающий холм и возвышающийся над лежащим у его подножия поселком. Почти новый донжон (ему было всего пятьдесят лет, а это – первая молодость как для крепости, так и для храма!) в форме цветка клевера с четырьмя лепестками, в котором совершенно невозможно было увидеть хоть малейший признак счастья. Вот уже шесть зим (к 1206 году), как королева Франции Ингеборга Датская жила здесь без особой надежды поменять это пристанище на что-то другое, кроме могилы.

Конечно, это была не тюрьма. Ее жилище, хорошо меблированное и соответствующим образом украшенное, почти ничем не отличалось от апартаментов, которые она занимала во дворце в Париже или в других королевских дворцах. Ее не признавали настоящей королевой, но оказывали видимое почтение. Только вот она никогда не покидала этот замок-тюрьму, за исключением разве что небольших прогулок по фруктовому саду в сопровождении фрейлин, жалующихся друг другу на жизнь и скучающих так же, как и она.

Король Филипп, ее муж, которого также называют Августом, каждый год приезжал с протокольным визитом, но никогда не оставался. Его взгляд, устремленный на нее, был неизменно холоден. Для него Ингеборга была колдуньей, которая шесть лет назад отомстила ему, убив единственную женщину, которую он когда-либо любил.

Поймет ли он хоть когда-нибудь, насколько она его любит? Тринадцать лет назад его образ покорил сердце Ингеборги и с тех пор никогда не покидал ее, хотя ей и пришлось за это время многое вытерпеть.

Тринадцать лет! Как же прекрасен был тот августовский день их первой встречи в Амьене. Филипп к тому времени уже три года как потерял очаровательную Изабеллу де Эно и, будучи вдовцом, страстно желал снова жениться. А тут ему еще постоянно нахваливали красоту датской принцессы. Что же касается Ингеборги, то ее сердце колотилось, прежде всего, от страха, что она ничего не знает, начиная с языка этой далекой франкской земли, куда ее приглашали править…

Она издалека заметила постоянно увеличивающееся облако пыли, из которого затем появилась группа всадников. Шлем скакавшего впереди был увенчан короной, и по мере приближения его черты прояснялись. Когда он спрыгнул на землю и передал шлем пажу, его образ поразил Ингеборгу. Филипп был высок и властен, лицо его было энергичным и открытым, а взгляд – ясным. Даже небольшая проплешина, напоминание о недавней болезни, из-за которой корона постоянно съезжала с его рыжих волос, не лишала его очарования, и Ингеборга сразу же поняла, что готова полюбить его, что уже его любит.

Он сам был ослеплен. Никогда ему еще не доводилось видеть такую красоту! Под копной белокурых волос, еле удерживаемых косами, белело лицо. А глаза цвета моря были так велики, что казались бездонными. Плюс идеальная, как у статуи, фигура. Это была настолько совершенная красота, что все это вообще казалось каким-то чудом.

Сначала король воодушевился настолько, что принялся торопить с церемонией. И Ингеборга не поняла, почему с приходом ночи Филипп вдруг отодвинулся от нее, хотя внешне это ничем не было спровоцировано… Ночь для девушки прошла в ужасе непонимания. Но на этом ее испытания не закончились.

На следующий день в храме, в момент совершения обряда святого помазания, Филипп вдруг испустил глухой стон. Его глаза вышли из орбит, он уцепился за золотую мантию епископа и задрожал, как лист на ветру, глядя на молодую королеву. При этом его помертвевшие губы что-то бормотали. А от Ингеборги он в страхе отмахнулся, оттолкнув ее от себя.

При выходе из церкви положение еще более ухудшилось. Король Франции во всеуслышание заявил, что эта женщина дьявольской красоты заколдовала его, навела на него порчу. А посему она должна уехать в свою далекую страну вместе со всеми своими провожатыми.

Напрасно окружающие пытались вразумить его. Бракосочетание же завершилось надлежащим образом, и Ингеборга была коронована. Разве можно отправлять ее назад? Впрочем, из осторожности датчане, сопровождавшие ее, вдруг куда-то исчезли. Что же было делать? Ингеборга, со своей стороны, намерена была остаться. Она же была королевой и, кроме того, любила этого человека и хотела быть его женой. Нетрудно догадаться, что для их примирения необходимо было множество усилий.

Наконец пришли к компромиссу. Мать и дядя короля попытались убедить его предпринять новую попытку. Может быть, та ночь просто оказалась не самой удачной, и он сам в этом виноват! И после долгих и многословных увещеваний Филипп решился: он сделает еще одну попытку и присоединится к Ингеборге в монастыре Сен-Мор, куда она удалилась. Все надеялись, что неприязнь, возникшая после первой ночи, развеется.