– Вот скажи, Найджел, что тебе не сиделось-то тихо?

Вопрос этот был риторического свойства, и потому Найджел Найтли позволил себе промолчать.

– Все уже закончено, забыто. Тебе даже позволили вернуться. Вести свою жалкую жизнь, покусывать таких же жалких выскочек. И ты, как нам казалось, все правильно понял.

Найджел смотрел на огонь.

Тот, обжившись в древнем камине, растянулся рыжим покрывалом, расползся по пыльной утробе и запах горелого наполнил комнату, заставив Тедди брезгливо морщиться. Он то и дело подносил к хрящеватому носу платок, и кривился, и вздыхал.

Не спешил заговаривать.

Встал за спинкой кресла, так, что Найджелу приходилось выворачивать шею, чтобы разглядеть собеседника. Только шея вскоре устала, а в груди появилась неприятная тяжесть. Прав был целитель: не стоит с сердцем шутить.

Сердце – оно такое, шуток не приемлет.

Хорошо бы, если бы прямо сейчас, пока у Найджела есть остатки гордости и крохотный шанс умереть достойно, без криков и соплей.

– Зачем ты его нанял?

– Кого?

– Того сыщика. Десять лет, Найджел… десять лет тишины и мира, и вдруг… что ты искал, Найджел?

– Ничего.

– Лжешь. – Пальцы Тедди постукивали по дереву, и едва слышный, этот звук пронизывал все тело. – Мы-то знаем, что задание твое он выполнил. Умный был мальчишка. Верткий. Но не настолько умный, чтобы избежать клятвы крови.

…и не настолько верткий, чтобы выжить.

Парнишку где-то даже было жаль. Рыжий. Взъерошенный. С цепким взглядом и уверенностью, что способен в одиночку перевернуть этот мир. Чем-то он Найджелу его самого напомнил.

– Ничего.

– Найджел, – Тедди щелкнул пальцами, – к чему это геройство? Мы ведь оба знаем, что ты боишься боли. Насколько ты боишься боли. Помнишь, тот вечер, когда ты руку порезал? Лопнувший стакан. Всего-то пара царапин. А вою-то было, вою… Элизе пришлось отправлять за целителем.

– Я и крови не люблю.

– Что ж, – теперь он улыбался, и эта улыбка была слышна, – мои люди постараются, чтобы крови было немного… и все-таки, может, скажешь сам?

– Я… хотел убедиться… что Анна не собирается от меня сбежать…

– Анна? Это та старлетка? Найджел, право слово, ты бы придумал ложь поинтересней…

Еще один щелчок, и человек, не человек даже – тень во плоти, – преклоняет колени. Это не жест почтения, просто так удобней снять с Найджела тапочки.

И носки.

Человек заботливо закатывает штанину, подкалывая ее у колена парой булавок. Потом повторяет то же со второю штаниной.

– Это… были мои… дела… и тебя они не касаются!

Страх сжимает горло. Заставляет говорить, потому что Найджел и вправду боится боли, но сейчас он еще может сделать вид, будто выдержит ее.

– Ты прав, твои дела меня не касаются. Но ты влез вовсе не в мои дела, Найдж. – Тедди касается волос. – Расскажи. И умрешь быстро. Безболезненно. Один укол, и сердце остановится…

Чьи-то холодные руки сдавили виски.

– …а станешь упрямиться, и поживешь. Только сомневаюсь, что жизнь эта будет тебя радовать. Или надеешься, что твоя болезнь тебя спасет?

Не то палец, не то кисть коснулась лба, повела линию слева направо и, развернувшись на виске, двинулась вниз.

– Тебе не позволят просто уйти.

Холод по шее.

И рубашка трещит, сыплются на пол пуговицы.

Знаки, которые рисуют на груди, Найджел ощущает так, будто бы их врезают в кожу. Руны жизни. Руны силы… только приходится закусывать губы, чтобы не рассмеяться.

Тедди всегда был слишком самонадеян. Эти руны рисовали каждый месяц, приходил молоденький паренек, которого Найджел нашел в театре. Еще один актер-мечтатель, хотя и не обделенный силой. И силу он тратил щедро, рассчитывая на ответную благодарность.

Найджел отблагодарил.

Потом, когда-нибудь, паренек поймет, что один толковый целитель стоит целого выводка актеров средней руки. Глядишь, оплаченное обучение, если хоть капля мозгов у него есть, не пропадет даром. Впрочем, у цвергов никогда и ничего даром не пропадает, а целители им нужны больше, чем людям.

Редкий дар.

Подземные боги не любят слабых.

…но главное не это, руны, те самые руны, в которые чужак старательно вливал силу, с каждым разом действовали все слабее. Их не хватит надолго.

Вопрос лишь в том, сумеет ли Найджел продержаться и эту малость.

Он ведь и вправду боится боли.

– Так что, Найдж, расскажешь мне, что тебе понадобилось? Нет? Твой выбор…

И раскаленный металл коснулся ступни. Боль была яркой, словно пламя. Всеобъемлющей. И крик клокотал в горле. Боль ломала и корежила, выворачивала не столько тело, сколько сознание, подстегивая трусливый голосок, что Найджелу и вправду не стоит упрямиться.

Чего ради?

Кто ему те девочки? Светлячки всегда были глупы. И ему ли теперь за чужую глупость платить? За доверчивость? За готовность лететь на свет, пусть даже рожден он был мертвой звездой?

– Ты как? – Тедди заботливо поднес стакан с водой. – Видишь, Найджел, по-моему, ты несколько переоцениваешь свои силы…

– Скажи… – Воду он пил жадно, хотя вода никак не могла успокоить пульсирующую боль в ноге. – Завещание… оно ведь было поддельным?

– Что?

– Элиза была влюблена, но не была дурой… редкое исключение. Ослеплена им, но не настолько, чтобы рискнуть будущим дочери… ему бы она не доверила свою девочку… и поэтому завещание…

– Какая разница? – Вопрос, похоже, удивил Тедди. – Это все давно уже никому не интересно.

– Мне… интересно… знать хочу… правду…

– Найдж, как ты вообще до своих-то лет дожил, такой наивный? Правда… а что такое правда, как не некоторые обстоятельства? Завещание было настоящим. В какой-то мере.

Он покачал головой, отодвигая новый приступ боли, пусть на секунды, но, Боги Бездны, это были замечательные секунды, едва ли не лучшие в жизни Найджела.

– Она подписала его собственной рукою. Правда, не думала, что подписывает именно завещание. Она ведь была так рассеянна с бумагами…

– И доверяла тебе.

– Увы…

– Свидетели…

– Люди, которые были кое-чем мне обязаны. Как и нотариус. Сам понимаешь, главное, что любая экспертиза установила бы подлинность подписи. Остальное же…

Никогда Найджел не верил нотариусам. Во всяком случае тем, которые были человеческого рода. Выходит, не зря…

– …но мы ведь не об этом, Найдж. Мы о том, для чего ты мальчишку нанял? Скажешь?