Варя подошла к столу, подняла стул и села, необычайно бледная, но с твердой спокойной уверенностью во взгляде.

— А еще поняла, почему Слава в церкви всегда ставил свечи, поминая всех по именам, а последние девять — просто молча. И после этого понимания, раз — и как слайд сменился, и вот уже лес, подгорье, ваша группа тогда под обстрел попала. Знаю, что скажу банальность, но для меня это как будто ад раскрылся. Что я знала о войне? Да ничего. Несколько фильмов с дорогими спецэффектами. А здесь — раз, и все реально: смерть, боль, кровь. Я даже помыслить не могла, что это настолько страшно. У меня от неожиданности ноги подкосились. Как маленькая девочка, за дерево заползла и уши руками зажала. Да только это не помогает, когда все кругом визжит, рвется и грохочет, когда животный страх разливается в воздухе и на вдохе сковывает легкие, заставляя сердце галопом биться в горле. С вскриком рядом упал боец, парень лет двадцати с небольшим…

— Это Митька был… Он два дня до своего двадцатитрехлетия не дожил, — уперев взгляд в стол, вдруг перебил Бэл. — Как пацан ждал день рожденья! Все решал, как отмечать будем. Домой хотел позвонить, маму поздравить… Мы ему даже подарок приготовили, клинок серебряный на зачистке нашли. Так его, неподаренный, ему в цинк и положили. Он ведь самый молодой из нас был, смешной…

В комнате повисла тишина. Каждый думал о своем, пока Бэл не попросил:

— Продолжай, Варя.

И она продолжила, разглядывая свои руки, которые била дрожь:

— Пуля ему в голову попала, сорвала часть скальпа, череп расколола. Он в агонии стал биться и вдруг словно увидел меня. Замер и руку ко мне протянул, словно помощи искал, затем беззвучно шевельнул губами, вздохнул и умер. Будто свет в глазах выключили. Я это никогда не забуду. Просто теперь не смогу. А тогда, размазывая слезы по щекам, свернувшись клубочком, ощутила главное и единственное желание вжаться, врасти в эту вздыбленную землю, закрыть глаза, стать невидимой и незаметной, слиться и раствориться. Представляешь, Бэл, я ведь совершенно забыла, что и так нахожусь в этой грохочущей жути «зайцем». Да, гордиться нечем. Бесславно бы я погибла, будь это моя война…

Вдруг, словно почувствовав что-то, рывком оборачиваюсь и вижу, что Слава, в отличие от меня, чувство реальности не потерял и воюет, как положено мужчине. Огрызаясь и смещаясь, пытаясь обойти засаду. И так у него это ладно получается, что мне вроде как даже спокойнее стало. Да только недолговечное это чувство в бою. Далеко пробиться он не смог. Заметили. Зацепили. Когда поняли, что ранили, снайпер стал все ближе и ближе стрелять, издеваясь и выдавливая на открытое место. Меня как водой ледяной окатило! Деваться некуда. Да и на месте остаться не лучше перспектива — поиграют, поиграют, да быстро накроют. Ты, Бэл, на меня так не смотри, это я как будто Славины мысли тогда услышала, да поняла реальность ситуации и прям нутром ощутила, что дальше будет. В общем, сложно объяснить, как это вдруг произошло — слияние чувств и мыслей моих и Славы. С одной стороны, я знала, что он думает, какие варианты прокачивает, как выжить пытается, а с другой — грустная мысль — ну вот, не будет у меня мужа, и Маруськи не будет. И ты знаешь, вот прям такая тоска за горло взяла, что даже страха как не бывало. Тут вдруг кто-то из пацанов закричал: «Валдай! Держись!» — а дальше бой на новый виток пошел: шквал огня, мат русский, да такой отборный, что я аж зажмурилась. И ведь отбили, вытащили! Живого! Знаешь, шла рядом, когда его уже к вертолету несли, и не могла понять, это я его благодарность чувствую, что не бросили, помогли, вытащили, или это я сама готова вам в ножки поклониться, что у меня будущее в тот момент не сломалось. И еще четко поняла, как же я люблю своего мужа! Прям такая нежность душу наполнила, передать сложно.

И опять внезапно картинка сменилась! Вот уже заходит он на штурм во двор дома, и вдруг прямо в проеме Петр, вместо того чтобы влево зайти, как должен был, на Славку завалился, с ног его сбил, собой закрывая, одновременно вжимая в чернеющее окно чердака очередь из пулемета… а дальше я сама, телом своим, почувствовала, как его тут же в ответ пулями прошило. И словно не Славка, а я лежу в пыли, на спине, в небо лазоревое смотрю и задыхаюсь от боли, от надрыва в душе, что не договорили, не доспорили мы с Петькой о чем-то важном. Что вот он откинулся затылком мне на плечо, но нет уже его рядом, ничего нет, и часть меня тогда умерла вместе с ним, и что мне придется с этим жить… Тогда подошла ко мне Ветла, руку протянула, с земли поднимая, и спросила: «Еще хочешь войны посмотреть или достаточно?» Мне оказалось по самую макушку. Погладила она тогда меня, рыдающую, по голове и сказала, что если я сейчас захочу, то заберет она у меня все это знание в мгновение обратно, и ты знаешь, сказать, что я гордо отказалась, значит слукавить перед тобой. Все мое сознание тогда возопило, требуя отказаться и вернуться в счастливое мирное неведенье, да душа уперлась и вопреки желанию с губ выдавила: «Нет». Правда, после этого сразу боль невыносимая отступила. Слезы высохли, ум прояснился, а вот любовь, нежность и уважение к своему мужчине остались.

Вот такая история, Бэл. Вот такая она, Ветла.

Варвара встала, походила по комнате, поставила чайник на огонь подогреваться, опять посмотрела в окно и добавила:

— И тебе пора встретиться с ней.

* * *

— Валдай, я тоже хочу с Ветлой встретиться.

Слава как будто даже и не удивился такому повороту в разговоре.

— Если надо, значит, встретишься.

Бэл, сидя все на той же скамье во дворе метеостанции, не глядя на друга, спросил:

— Проводишь?

— Нет. Дорогу объясню, но с тобой пойти не смогу. Это твой путь. Если время пришло, встретишься. Если надумал себе что-то лишнее, то не сложится. В этом деле лучше судьбу не прожимать. Такие встречи из любопытства искать не надо.

— Пусть так и будет. Пойду вещи собирать. Не смотри так на меня, Валдай. Сам не скажу сейчас, зачем. Даже представить не могу, о чем с ней говорить буду. Но душу выворачивает, аж суставы ломит. Только сейчас, наверное, понял, что и я потерялся в этой жизни, похлеще, чем ты. Вроде как в ажуре-абажуре все, да не все.

— Бэл, ты чего это? Случилось что? Может, помочь чем?

Бэл лишь отрицательно качнул понуренной головой.

— Э, брат, давай не финти, рассказывай!

Бэт помолчал и нехотя произнес:

— Да тут, дружище, вроде как букв можно много сказать, а что в итоге?

— А ты начни, может, что и пойму… я понятливый.

— Ты-то понятливый, да я… Как рассказать…

Слава демонстративно переставил стул и сел напротив друга:

— А ты попробуй.

Бэл поводил рассеянным взглядом по сторонам, словно ища подсказку.

— Да тут такое дело… — и выдохнул, будто перед прыжком, — ты про моих спрашивал, а нет моих больше. Про то, что сын болел, да жена не отпускала, это я наврал. Вляпались мы тут в банальщину семейную, невеселую. В общем, Улька вчера жена, а сегодня — передайте на билетик. История из анекдота — муж пришел не вовремя, а возле подъезда жена с принцем, без белого коня, но зато в синем «мерседесе», нацеловывается. Вытянул я этого королевича через форточку… он, правда, когда выходил, лицом сильно ушибся, несколько раз. Ульяна выскочила, давай на меня орать. Наговорили, конечно, друг другу много чего лишнего. Дальше — больше. Истрепали друг другу нервы вкрай. Никогда не думал, что на такой дряни женился, но никогда не замечал, что и сам ничем не лучше. Не поверишь, чуть до кухонных боев дело не дошло, но Венька удержал — ну, как удержал, зашел как-то в комнату, где мы с ней лаялись, и сказал: уходи папа, ты нам не нужен!