На полях теми же чернилами были нацарапаны слова: «Сыны Сифа. Дочери Каина».

Лили закрыла книгу и тут заметила на кожаной обложке бурые пятна. Кровь?

— Брать-то будете?

Лили подняла глаза.

— А что случилось с тем человеком? Владельцем книг?

— Говорю же. Умер.

— Как?

Торговец пожал плечами.

— Жил он один. Старый-старый был и странный-престранный. Нашли его в собственной квартире, запертого, дверь завалена всеми этими книгами. Так что ему даже было не выйти. Может, свихнулся?

«Или боялся чего-то, — подумала она, — чего-то, что могло проникнуть в дом».

Лили уставилась на вторую книгу, представляя себе, как ее владелец лежит мертвый и забаррикадированный в своей загроможденной квартире; она даже почти явственно ощущала, как от страниц тянет смрадом разлагающейся плоти. Но, несмотря на отвратительные пятна на кожаном переплете, ей хотелось заполучить эту книгу. Хотелось узнать, зачем владелец вывел на полях те слова, — может, он написал там и еще кое-что.

— Пять евро, — запросил торговец.

Она не стала торговаться — просто заплатила запрашиваемую цену и ушла с книгой.

Когда Лили поднималась к себе в квартиру по сырому лестничному колодцу, дождь уже лил вовсю. Он поливал весь вечер, пока она сидела и читала при сумрачно-бледном свете за окном. Читала о Сифе. Будучи третьим сыном Адама, Сиф родил Еноса, который родил Каина. Это было то же благородное родословное древо, от которого потом пошли патриархи Иаред и Енох, Мафусаил и Ной. Но от того же самого древа произошли и извращенные, злобные сыны, те, что совокуплялись с дочерьми кровожадного предка.

Дочери Каина.

Лили остановилась на другом отчеркнутом отрывке: слова были давным-давно помечены человеком, который, казалось, незримо присутствовал в комнате, склоняясь над ее плечом, страстно желая поделиться с нею своими тайнами и нашептать какие-то предостережения.

«И неправда усилилась на земле, и всякая плоть извратила свой путь, от людей до скота, и до зверей, и до птиц, и до всего, что ходит по земле. Все извратили свой путь и свой порядок, и начали пожирать друг друга. И неправда усилилась на земле, и все помышления разума сынов человеческих сделались столь злыми во всякое время».

На улице смеркалось. Лили просидела сиднем так долго, что не чувствовала ни рук, ни ног. Дождь продолжал барабанить по стеклу, а на улицах Рима грохотали и гудели машины. Зато здесь, у нее в комнате, застыла тишина. За сто лет до Христа и Апостолов предания эти уже были старыми, и рассказывали они о еще более древнем ужасе, о котором нынешние люди и не вспоминают, чье присутствие уже перестали замечать.

Лили снова взглянула на Книгу Юбилеев — на зловещие слова Ноя, говорившего своим сыновьям:

«Ибо я вижу, что демоны начали обольщать вас и ваших сыновей. И теперь я страшусь за вас, чтобы вы, когда я умру, не стали проливать на земле кровь человеческую, а чтобы и вы не были истреблены с поверхности земли».

«И демоны по-прежнему среди нас, — подумала она. — И кровопролитие уже началось».

Джейн, сидевшая за рулем, и Маура ехали на запад по автостраде Массачусетс—Тернпайк, которую окружали снег и голые деревья. Даже в этот воскресный вечер им пришлось делить дорогу с вереницей огромных грузовиков, казавшихся настоящими исполинами рядом с «Субару» Джейн, но она, подобно отважной букашке, все равно обгоняла их одного за другим. Наблюдать за этим было страшновато. Поэтому Маура переключила внимание на записи Джейн. Почерк ее напоминал торопливые каракули, но они были не менее разборчивы, чем каракули врачей, которые Маура уже давно научилась расшифровывать.

«Сара Пармли, 28 лет. Последний раз видели 23.12 — расплатилась в мотеле „Оукмонт“ и уехала».

— Она пропала две недели назад, — заметила Маура. — А тело нашли только сейчас?

— Ее обнаружили в заброшенном доме. Судя по всему, он стоит на отшибе. Смотритель заметил рядом с домом ее машину. Входная дверь оказалась незапертой, ну он и зашел проверить, что к чему. И наткнулся на тело.

— Что же она забыла в заброшенном доме?

— Кто бы знал. Сара приехала туда двадцатого декабря, на похороны тетки. И все думали, что сразу после службы она уехала обратно домой, в Калифорнию. А потом вдруг ее начальник из Сан-Диего начал звонить и искать ее. Но даже тогда никому из местных и в голову не могло прийти, что Сара так никуда и не уехала.

— Взгляни на карту, Джейн. От северной границы штата Нью-Йорк до Бостона, между этим местом преступления и остальными, добрых три сотни километров. Зачем убийце тащить кисть ее руки в эдакую даль? Может, она совсем не ее?

— Ее. Точно знаю. Говорю тебе, под рентгеном они сложатся тютелька в тютельку, как части составной картинки-загадки.

— Откуда такая уверенность?

— Погляди, как называется городок. Где нашли тело Сары.

— Пьюрити,[18]штат Нью-Йорк. Чудное название, но лично мне ничего не говорит.

— Сара Пармли выросла в Пьюрити. Там же закончила школу.

— Ну и что?

— А теперь угадай с трех раз, где училась Лори-Энн Такер.

— В том же городке?

— Угадала. И Лори-Энн Такер тоже было двадцать восемь лет. Десять лет назад они закончили одну школу, да и учились в одном классе.

— Две жертвы из одного города, из одной школы. Они наверняка дружили.

— Может, убийца там же их и повстречал. И поэтому выбрал. Может, они еще со школы были его навязчивой идеей. Может, воротили от него нос, вот он десять лет и думал, как бы им отомстить. И тут вдруг в Пьюрити, на похоронах своей тетки, объявляется Сара, и он видит ее. В нем пробуждаются все былые обиды. Он убивает ее и отрезает кисть руки, на память. Ему это так понравилось, что он решает повторить.

— И поэтому отправляется аж в Бостон, чтобы убить Лори-Энн? Слишком далекое путешествие только ради того, чтобы пощекотать себе нервы.

— Но не для старого доброго чувства мести.

Маура задумчиво уставилась на дорогу.

— Если все дело в мести, зачем он звонил той ночью Джойс О'Доннелл? Зачем было вымещать злобу на ней?

— Только она знала ответ на этот вопрос. Но не захотела с нами поделиться.

— И зачем было царапать на моей двери? В чем смысл этой надписи?

— Ты имеешь в виду «Я согрешила»?

Маура вспыхнула. Закрыла папку и крепко сжала ее в руках. Опять двадцать пять! На эту тему ей совсем не хотелось говорить.

— Я все рассказала Фросту, — призналась Джейн.