— Ничего, переживёт. Не люблю ссучившихся ментов. Их даже уважать не за что, — ответил Натан. — Хочешь съездить к Филопонтовой?

— Нет, — отрезал Чёрный. — Пошли к ней Рубина с охранниками. Это произведёт большее впечатление.

— А ведь ты прав, — ухмыльнулся Натан. — Слушай, Чёрный, хочешь Илану тебе подарю?

— Да пошёл ты к черту! Тоже мне подарок…

— Зря, Жека, зря. Подмахивает она — будь здоров! Тебе такое и не снилось!

— Мне много чего снилось! Ты же не хочешь, чтоб Ирка меня бросила?

— Что ты в ней нашёл? До сих пор удивляюсь, — прикуривая сигарету, сказал Натан.

— Все очень просто. Я. Её. Люблю, — ответил Чёрный. — Ладно, я пойду. Если понадоблюсь, звони.

— Слушай, мы с тобой давно в шахматы не играли. Не желаешь?

— Можно. Когда с делами управимся. Только не забудь, что ты рыбак, а не цыплёнок номер восемь.

— Замётано!

Натан остался в одиночестве. Сейчас, когда его никто не видел, он мог расслабиться, и врезать кулаком по столу. Суки! За горло решили взять! Не выйдет! Тоже мне, авторитеты сраные! Сами ничего не могут, Лернера, падлы, продали, на откуп отдали, собаки! Совсем нюх потеряли! Их бы в Россию, там бы из них быстро людей сделали. Ничего, он с ними разберётся. После сходняка. Приедут известные люди, хрен что они против скажут. Будут, как миленькие, плясать под его дудку!

— Алевтина, вызови ко мне Рубина, — сказал он в телефонную трубку.

— Рубин на выезде, — отозвалась секретарша. — Вас дожидается Евреин.

— Что ему надо?

— Сказал, что по личному делу.

— Ладно, пусть заходит. Что-нибудь ещё?

— Да. Пришла платёжка. Какая-то несуразная сумма. На девяносто тысяч долларов.

— Оплатить. Это за телеэфир. И срочно найди мне Рубина. Пулей сюда!

Вошёл Евреин. Был он смущён, испуган, левый глаз подёргивался. Сел на краешек стула, руки сложил на коленях.

— Ты чего, Саня, как не родной? Случилось что?

— Случилось, Натан.

— Давай, не тяни. У меня времени нет.

— Лидку снова на допрос вызывают. Ты обещал, что все будет в порядке…

— Я и не отказываюсь от своих слов.

— Тогда объясни, что происходит?

— Саня, я знаю тебя не первый день, ты мне всегда нравился. Но ты отлично знаешь, как поступают с предателями…

— Но при чем здесь моя жена?!

— При том, что она ссучившаяся! Разве этого мало?

— Ты можешь доказать?

— Ты от кого отчёта требуешь?! Сучонок! Ты куда пришёл? Ты что, на базаре?!

Натан вспылил мгновенно. Раньше с ним такого не случалось. Он умел держать себя в руках. Совсем нервы ни к черту стали. Он и сам почувствовал, что перегнул палку, но остановиться не мог. Натан не кричал, не ругался, выговаривал слова спокойно, тихо, только слишком уж чётко, глаза побелели, на лбу выступили капельки пота, руки сжались в кулаки, надувшиеся вены на шее, казалось, вот-вот лопнут.

— Натан, ты что? Успокойся, — пошёл на попятный Евреин. — Я ж только узнать…

— Узнать! — зарычал Натан и схватил Сашку за лацканы пиджака. — Ты бы, падла, у своей марухи спросил, в чем она провинилась!

— Да я спрашивал, спрашивал… Она молчит, — Евреин, похоже, испугался по настоящему. — А я что, я ничего…

— То-то же…

В кабинет заглянул Рубин. Увидел налитые кровью глаза Натана, трясущего Сашку, перевёрнутые стулья, разлетевшиеся по комнате бумаги, сразу все понял и бросился на помощь Евреину.

— Эй, Натан, задушишь! Отпусти его! Да отпусти же!

Он оторвал их друг от друга, бросил Сашку на кожаный диван в углу комнаты. Натан, тяжело дыша, дёрнул воротник рубашки, будто она душила его, пуговицы со стуком посыпались на пол, опустился в кресло, врезал кулаком в стену так, что штукатурка пошла трещинами…

— Натан, выкинуть его? — Рубин кивнул на Евреина.

— Не надо. Он сам уйдёт.

— Что тут у вас случилось? — Михаил удивлённо переводил взгляд с одного на другого.

— Ничего особенного, — Натану уже было стыдно за непроизвольный взрыв. Это ж надо, так глупо выйти из себя. Он посмотрел на Евреина. — Вали отсюда. И скажи Маркуше, Марковой то есть, чтобы держала язык за зубами. Иначе отрежу. Ты моих головорезов знаешь! Все понял?

— Да, конечно… Да.

Евреин, пятясь к двери, выскользнул из кабинета. Рубин сел на диван, на котором только что сидел Сашка, закинул ногу на ногу, достал свой неизменный «Ноблесс», закурил, пуская вонючий дым в сторону открытого окна. Натан отдышался, осмотрел испорченную рубашку, достал из шкафа новую, и переоделся.

— Кого не поделили? Бабу, что ли? — ухмыльнулся Рубин.

— Вот что, Миша, возьмёшь ребят, поедешь к Филопонтовой, — не обращая внимания на его ухмылку, сказал Натан. — Сделай так, чтоб она написала все о вчерашнем вечере и ночи. О том, как капитан Арье Гринбаум её избил и изнасиловал. Возможно, она будет отказываться… Ну, ты сам знаешь, что делать в этом случае. Только без угроз и насилия. Все должно быть сделано по обоюдному согласию. Ясно?

— Без вопросов. Этот капитан действительно её изнасиловал?

— Какая тебе разница. Избил, это точно. Работай!

Натан подошёл к окну. Весь город отсюда видно. С такой высоты Тель-Авив похож на Нью-Йорк: небоскрёбы из стекла и бетона, рекламные огни, километровые автомобильные пробки, люди, как муравьи, перебегают через дорогу… А вниз спустишься — грязь! То ли дворники бастуют, то ли сами израильтяне за собой убирать не научились. Даже поговорка такая есть: «Где живёшь, там не срёшь». А у них все наоборот. Ментальность, блин, израильская. Да нет, люди они неплохие в большинстве своём, всегда готовы придти на помощь, посочувствовать, но все равно что-то не то. А может это просто Россия у него в крови, не отпускает она, никуда от неё не денешься. Где бы ни жил, все равно обратно тянет. «Эх, жизнь моя — жестянка, — подумал он, — а ну её в болото! Пойду прогуляюсь».

Натан вышел на улицу, постоял под последними, вечерними лучами солнца, покрутил головой, — в какую сторону податься? Сунул руки в карманы и, насвистывая, направился на набережную. С моря дул ветерок, приятно холодивший разгорячённое лицо, успокаивающий… Именно то, что нужно после тяжёлого нервного дня. Набережная было переполнена, из ресторанов гремела музыка, жующий, танцующий, обкурившийся и обпившийся люд спешил насладиться вечерней прохладой, всласть нацеловаться, полюбоваться на женщин, фланирующих по набережной с видом то ли продажных девок, то ли религиозных недотрог, вывести детей подышать чистым воздухом, который «чистым» можно назвать с большой натяжкой, или просто с кем-нибудь познакомиться.