– Arrivederci, Roma, – прошептала я.

Как же мне было плохо, а ведь предстояло еще одно тяжелое расставание – с семьей. Но едва я начинала колебаться, Бетти обнимала меня, говорила, что я ее ангел-хранитель и без меня она не нашла бы в себе сил жить дальше.

Да и что еще мне оставалось? У меня не было другого будущего, другой работы, другого человека, который нуждался бы во мне так сильно, как Бетти. И потом, это ведь не навсегда, повторяла я себе. Моя монетка лежит на дне фонтана, и, значит, когда-нибудь я вернусь домой.

Я всем накупила подарков: Розалине – плетенный из бисера кошелек, Кармеле – шелковый шарф, маме – украшенный искусственными бриллиантами гребень в виде морской звезды.

– Вроде до Рождества еще далеко, – заметила mamma, увидев у меня в руках яркие свертки, перевязанные красными ленточками.

Я ждала родных перед базиликой Санта-Мария, зная, что они до сих пор ходят по воскресеньям к утренней мессе. При виде меня они удивились и обрадовались. Вместе мы пошли в мое любимое кафе, и я накупила рассыпчатых пирожных с рикоттой и плотных кексов в ромовом сиропе. Под столом Розалина раскачивала ногами от восторга, и даже Кармела облизывала сладкие пальцы, как ребенок.

Когда я объявила им о своем отъезде, мама украдкой вытерла слезы и постаралась сделать вид, что рада.

– Америка! Подумать только! Конечно, поезжай – такую возможность упускать нельзя.

Розалина забросала меня самыми разными вопросами, на которые у меня не было ответов. Я знала только, что мы едем в Лос-Анджелес, но никто не рассказывал мне, где мы остановимся и как будем жить.

– А ты сможешь приходить домой на обед? – спросила Розалина.

Я усадила ее к себе на колени и постаралась объяснить, как далеко до Америки. Когда она наконец поняла, то крепко обхватила меня руками и, обдавая мне лицо сладким дыханием, стала упрашивать меня остаться.

Кармела приняла известие спокойнее – откинулась на спинку стула и даже не сделала ни одного ехидного замечания.

– Возможно, ты приедешь ко мне в гости, – сказала я, зная, что она всегда мечтала посмотреть Америку.

Кармела подцепила пальцем шоколадную завитушку, украшавшую пирожное, и положила ее себе на язык.

– Даже не знаю, где взять на это время. Я три раза в неделю выступаю в ночном клубе рядом с Пьяцца-Барберини. Перед отъездом обязательно зайди на меня посмотреть.

– Постараюсь, – пообещала я, хотя и понимала, что уже не успею.

– Ты знаешь, что Луиза ди Мео до сих пор выступает на улице? – спросила Кармела. – А ведь мнила себя звездой, твердила всем направо и налево, будто Марио Ланца возьмет ее с собой в Америку!.. И вот она там же, где и была.

– Бедная Луиза! Думаю, она очень расстроена.

– Да уж наверняка, – равнодушно отозвалась Кармела. – Зато у меня все сложилось как нельзя лучше. Я выступаю в очень хорошем ночном клубе – красивая обстановка, большая люстра, мраморные столы… Нет, правда, обязательно заходи посмотреть.

Я вставила гребень маме в волосы, показала Розалине потайной кармашек в бисерном кошельке и сделала комплимент Кармеле, которая уже успела повязать себе на шею шелковый шарф. Мне хотелось, чтобы каждое мгновение с ними стало особенным – кто знает, когда мы снова увидимся.

Прежде чем попрощаться, мама взяла меня за руку и потерла большим пальцем то место, где раньше было кольцо.

– Ты больше не носишь кольцо, – заметила она.

– Я вернула его Пепе. Между нами все кончено.

Мама кивнула.

– Понимаю. Зачем связывать себя с мужчиной здесь, когда там тебя ждет совершенно новая жизнь?

– Я уезжаю не навсегда. Когда-нибудь я обязательно вернусь, – сказала я, твердо веря в то, что говорю.

Мама сжала мне руку:

– Надеюсь, так и будет, cara. Я стану очень по тебе скучать.

* * *

Я увиделась с Пепе еще раз. Он пришел на виллу Бадольо утром в день моего отъезда. Должно быть, он допоздна работал в ресторане, потому что не успел побриться, а под глазами у него пролегли тени. Мне было и радостно от встречи с ним, и грустно от сознания, что больше мы не увидимся.

– Это твое, – сказал он, протягивая мне кольцо, завернутое в чистый носовой платок. – Пусть останется у тебя. Другой девушке я все равно его не подарю, а что еще с ним делать?

– Если я его возьму, ты согласишься ждать меня? – с надеждой спросила я.

– Сколько?

– Не знаю точно… – замялась я.

– Значит, как я и говорил, ты сделала свой выбор. А кольцо возьми – оно по-прежнему твое.

– Мне даже нечего подарить тебе взамен.

– Знаю. – Пепе поцеловал меня, но так быстро, что я едва успела ощутить вкус его губ, а наши тела почти не соприкоснулись. – Я по-прежнему зол на тебя за то, что ты уезжаешь. Но я не хочу ссориться. Расстанемся друзьями.

– Можно, я буду тебе писать? – спросила я.

Он печально покачал головой:

– Лучше не надо. Но я ничего не забуду и ни о чем не жалею.

Выходя за ворота, Пепе оглянулся. Хотя я стояла на крыльце, он, казалось, смотрел не на меня, а на виллу, словно прощался с той жизнью, которую здесь вел. На мгновение он застыл на месте, а потом ушел.

* * *

В Америке мы жили без музыки. Никто не крутил пластинки Марио и не включал радио, боясь случайно наткнуться на его песню. Мы были обособленны в этой огромной стране и лишь мельком видели то, что творилось за стенами домов. Машины в Штатах казались больше, чем в Италии, шоссе – шире, свет – ярче. Ели здесь много, однако еда была совершенно безвкусной. Дни тянулись невыносимо медленно – долгие и тоже безвкусные.

Зато люди всегда были к нам добры. Поначалу мы не знали, где поселиться, и нас приютила подруга Бетти – кинозвезда Кэтрин Грэйсон. Я знала ее по многим фильмам и стеснялась, но она радушно приняла нас в своем доме с высокими деревянными потолками и великолепными лужайками. Мисс Грэйсон была ласкова со всеми, особенно с детьми. Когда Дэймон представил меня и назвал своей zia Serafina[53], она тепло пожала мне руку и сказала, что очень рада со мной познакомиться.

Долгое время дети не понимали, что происходит: то и дело переходили на итальянский и просились навестить свои любимые места в Риме – кафе-мороженое, сады виллы Боргезе, отель «Эксельсиор». Дэймон дольше всех отказывался понять, как сильно изменилась теперь жизнь.

– А если мы не вернемся домой на Рождество, Санта-Клаус узнает, где нас искать? – спросил он как-то раз, пока мисс Грэйсон поила его сладким чаем с молоком и овсяным печеньем. – Найдет он нас в Санта-Монике?