Друзья стали врагами.

Я для них… стала заложницей, которую они запихали в машину и собирались использовать в качестве огнеупорного щита, в качестве заветного билета в «счастливую жизнь»… которую строили на чужой крови.

— Газуй, Димыч! Газууууй!

Машина, звякнув колодками, со скоростью света тронулась с места.

Кажется, мы пытались уйти от погони. Я всё ещё боялась пошевелиться, боялась хоть мельком перевести взгляд с пола… потому что боялась столкнуться с этими чёрными, наполненными тьмой, глазами.

Но всё же я отчаянно заставляла себя дышать! Пробовала как-то отвлечься, избежать паники. Я боялась умереть. Настолько глупой, настолько ничтожной смертью… Либо получив пулю в лоб, либо разбившись о встречный грузовик. Потому что машина неслась на такой сумасшедшей скорости, что у меня все внутренние органы перемешались друг с другом местами.

Он сам взял инициативу в свои руки — схватил меня за шкирку и как полудохлого щенка забросил на твёрдое сидение автомобиля. А сам… сам сверху навалился, намертво обездвижив.

Резко стащил трикотажную маску со своего лица, и я… внутренне умерла.

До последнего момента я отчаянно молилась всем Богам мира, чтобы это был не мой парень.

Но…

Это был он.

Давид.

И он, прямо на моих глазах, совершил страшное преступление.

***

— Скажи, девочка… это ведь не ты дала наводку тому гандону? Не ТЫ?? СКАЖИ, ЧТО НЕТ!

Он сам знал ответ.

Навалился на меня, с силой сдавил запястья, завёл над головой. И рычал прямо в лицо, горячими выдохами ошпаривая мои щёки. В его безумных глазах я видела лишь сплошной хаос. Сплошную мглу. Зрачки — чернее ночи, а прежний задорный блеск… там давно погас. И в этих опасных глазах я прочла свой приговор.

Страшные, но в тоже время невероятно красивые!

В бездне которых я безвозвратно тону и задыхаюсь.

Всё.

Это конец.

Что я наделала…

Я погубила нашу любовь.

Я превратила любимого мужчину в безумного, незнающего милости зверя.

В ответ, я лишь жалобно всхлипнула, прикусив губу так сильно, что она лопнула.

— Не хотела… Я не х-хотела… — хрипло, проглатывая буквы. Глаза буквально умирают в слезах! Их разъедает соленой влагой, будто ртутью.

Господи!

Как же мне больно!

Как же это невыносимо больно… разрываться между справедливостью и любовью. Между двумя огнями… В пламени которых ты всё равно, рано или поздно, сгоришь.

Давилась в истерике, панически мотала головой, но так и не смогла внятно произнести свои жалкие оправдания. Я впала в какой-то болезненный шок. И я не знаю, когда смогу из него выкарабкаться. И смогу ли когда-нибудь вообще.

Слишком много событий за один час. Слишком.

Давид душил меня своей ненавистью, сдавливал запястья до тех пор, пока я вообще перестала осознавать, что у меня есть руки.

А когда я всё-таки попыталась открыть рот… Кто-то из братьев громко закричал!

— СУКА!!! Держитеееесь!

Машину подбросило в воздухе. Да так жёстко, будто мы наехали на опрокинутый дуб.

— Пизд*ц нам…

И окружающий мир опрокинулся вверх дном.

Хлопок. Удар. Истошные вопли… Сердце грохочет навылет!

Машина на что-то налетела и, сделав несколько кувырков, перевернулась.

Реакция Давида была молниеносной. Он накрыл меня своим огромным телом, оберегая от ударов, вцепился руками в сидение и попытался удержаться в таком положении.

Я никогда так громко не кричала!

До такой степени, что окончательно сорвала голос.

Зажмурилась, носом уткнулась в грудь мужчины, когда в голове все кувыркалось вверх дном, как будто нас швырнули в стиральную машинку. Когда месиво закончилось, распахнула глаза. Первое, что увидела — его ошарашенное лицо, перепачканное слезами, кровью, усыпанное ссадинами, увенчанное болью.

По раненным щекам мужчины лились слезы, а я дрожащими руками потянулась к его лицу, пытаясь их стереть, но он отстранился. Не дал к себе прикоснуться. Отшатнулся, как будто я живьём горела и хотела сжечь и его дотла тоже, одним лишь мимолётным прикосновением.

Но всё же, он сам дотронулся. И сделал это грубо, больно. Схватил за волосы, с треском в корнях дёрнул на себя. Так, что я взвизгнула, а он в ответ зашипел мне на ухо:

— Как ты моглааа!!! Каааак?? Что ты наделала?!

Холод пробежал по спине, поражая каждый нерв, каждую клетку ужасом.

Внезапно, дверь авто резко распахнулась и там, в наполовину опрокинутом автомобиле, началось настоящее месиво.

— Лежать и не двигаться, падла!

Давида схватили за шею и грубо оттащили в сторону. Вышвырнули на улицу, с силой ударили по рёбрам. Ногой.

— Давииид! — пошатываясь, с адской болью в висках, бросила следом, но сразу же угодила в руки к ухмыляющемуся ублюдку. Виктору.

— Отлично работа, Соня. Я знал, что ты справишься, город перед тобой в долгу. Целый месяц не могли поймать этих тварей. А вообще уже давно за ними гоняемся. Быть тебе следователем, девочка.

Всё это дерьмо он сказал настолько громко, что Давид не мог не услышать.

Именно поэтому он, одним мощным рывком, опрокинул на спину двоих бойцов, а третьему энергично врезал по морде. Вырвался и, с жутким оскалом на лице, бросился ко мне навстречу, мечтая разорвать на куски… как вдруг Давид получил дубинкой по голове, так и не успев достичь цели.

Словно стая кровожадных пираньей, на него со всех сторон набросились бойцы в масках и принялись избивать битами, ногами, кулаками, повалив на землю.

— Неееет! Неееет! — я думала, что в этот момент просто умру. — Не честно! Вы обещали! Обещали, что не сделаете ему больно!!! Давииииид! Давид…

Попыталась кинуться на помощь, но Виктор схватил меня за талию, оторвал от земли и потащил к одной из полицейских машин.

Я брыкалась изо всех сил, размахивала руками, ногами, царапалась. Бесполезно.

— Идём. Не хочу, чтобы ты это видела.

Их избивали как бешеных собак, приговорённых к утилизации.

Бездушно. И безжалостно.

В тот день я видела много крови. В тот день я слышала много криков.

В тот день я сполна надышалась чужой болью.

А полуживое тело Давида, перепачканное красной жидкостью, я буду видеть каждую ночь.

В своих кошмарах.

Как только Виктор запихнул меня в машину, я сразу же потеряла сознание.