Джек знал, что причиняет Котни боль, но ничего не мог с этим поделать. Жестокость его по отношению к жене выражалась не в словах или действиях, просто она означала, что он женился без любви.

Джеку очень хотелось написать обо всем Гарри, но он не мог этого сделать, потому что жизнь Гарри в этот период тоже сильно изменилась, и в ней не осталось места для проблем Джека. Его любимая жена Дебби решила его покинуть. Она влюбилась в другого мужчину, в своего сослуживца-пожарника, и однажды объявила Гарри, что уходит от него. Дебби объяснила, что даже самая совершенная любовь имеет срок годности, как продукты, и что ее срок годности уже успел истечь. Напрасно Гарри убеждал ее в том, что все эти даты на товарах не имеют ровно никакого значения, что еда остается вполне доброкачественной даже через многие месяцы после истечения срока реализации, а в случае с консервами – так и вообще через многие годы. Просто надо иметь мужество не идти по легкому пути и не выбрасывать еду на том основании, что напечатанная на ней дата просрочена. Надо держать ее в доме до тех пор, пока в ней есть потребность. Дебби почувствовала, что ее скромная метафора зашла далеко. А дело-то, в сущности, было простым: ей вскружил голову большой, здоровый и крепкий парень, и в один прекрасный день она перестала любить человека, за которого вышла замуж почти девочкой, человека, который целыми днями только тем и занимался, что мастерил стулья и столы.

– И как долго ты уже с ним встречаешься? – спросил Гарри.

– Какое это имеет значение? – с вызовом ответила Дебби, не в силах в то же время взглянуть на человека, которого когда-то так сильно любила и с которым прожила столько лет.

И Гарри понял, что вся эта история началась далеко не вчера, а значит, его любовь уже давно была предана и поругана.

Вскоре от брака Джека с Котни осталось одно лишь общее семейное имя. Он вел свою собственную жизнь, она вела свою, что с тех пор, как Джек семь месяцев провел в Кувейте, а затем некоторое время в Ираке, сопровождалось время от времени любовными изменами. Вопрос о разводе в их семье вообще не ставился. Котни была традиционалисткой, и, кроме того, карьера Джека наконец начала круто идти вверх. После войны в Заливе он очень быстро продвигался по службе и все больше начинал вращаться в политических кругах. Демократы не могли оставаться у власти бесконечно, а республиканцы внимательно осматривались вокруг в поисках подходящих людей, которые помогли бы им со временем захватить власть. Особенно их интересовали блестящие ветераны войны. Котни была чрезвычайно амбициозной женщиной, и ее замужество стало для нее тем, чем оно, в сущности, было с самого начала (и что давным-давно подозревал Гарри), а именно – совместно поддерживаемым рыночным предприятием.

Единственное, за что Котни была благодарна Джеку, так это за то, что, несмотря на эпизодически проявляемую ею самой неосторожность, Джек, по всей видимости, не имел любовных связей. Он от случая к случаю спал со своей женой, и казалось, что это его вполне устраивает. Единственное, что Джек действительно хотел получить, был мундир командующего армией.

– Мы друзья, и нам этого вполне достаточно, – доверительно сообщала Котни своей матери. – Но я не думаю, что ему доступны хоть какие-нибудь страсти, кроме одной: страсти к командованию.

Разумеется, это была неправда. Джек испытывал еще одну страсть, кроме удовлетворения своих амбиции, хотя сам он считал, что эта страсть давно умерла. Он все еще страстно любил Полли, и теперь, когда он снова оказался перед Полли, она это прекрасно поняла. Она видела это в его глазах, когда он смотрел на нее через комнату.

– Итак, твоя жена тебя не любит, и вот ты здесь. Посреди ночи, – сказала Полли. – Что за идея? Внезапно потянуло испытать маленький кайф из прошлого?

Вот! Наконец она произнесла это! То, что она хотела спросить с самого начала. Он пришел сюда для того, чтобы ее трахнуть?

Джек смотрел на свой стакан, нервно вращая его в руке. Вопрос как обухом ударил его по голове. Он что, действительно пришел сюда для того, чтобы попытаться ее трахнуть? Правда была в том, что он пришел сюда не для этого, но, господи помилуй, он жаждал этого всем своим существом.

– Итак? – снова спросила Полли. – Ты находишься за тысячи миль от дома. Твоя жена тебя не понимает. Не значит ли это, Джек, что ты внезапно вспомнил про меня и немного возбудился?

На это он со спокойной душой мог ответить:

– Совсем не внезапно, Полли. Я помнил про тебя всегда.

И он действительно имел в виду именно то, что сказал. Ни единого дня после той ужасной ночи, когда он оставил ее, не проходило без того, чтобы он не вспоминал о ней и не хотел увидеть ее снова. Снова почувствовать истинное сексуальное наслаждение с единственной женщиной, которую он в своей жизни любил.

Полли тоже прекрасно понимала, что он имеет в виду. Это ясно читалось в его глазах. Что-то внутри нее начало оттаивать, успокаиваться. В конце концов, он все еще ее любит.

– О Джек! – сказала она и сделала шаг вперед. Она знала, что не должна так себя вести. Как сильная женщина, и к тому же феминистка, она должна уметь побеждать свои эгоистические желания. Она прекрасно понимала, что Джек вернулся всего лишь на одну ночь. Что утром он уедет снова, как сделал это раньше. Но это ее уже не волновало. Если кто-то имеет право использовать генерала Джека Кента на предмет получения хоть малой доли удовольствия, то это она. Пусть дьяволу достаются все завтра: она выбирает эту ночь, чтобы ненадолго развеять свое одиночество.

– Знаешь, Полли, я ведь никогда не говорил своей жене про нас. – Джек все еще сопротивлялся, все еще пытался отыграть назад.

– Я не желаю разговаривать о твоей жене.

– А я подумал, что тебе интересно.

– Нет, неинтересно.

Чуть заметным движением Полли перенесла вес тела с одной ноги на другую: движение получилось сексуальным. Тело ее слегка расслабилось. Джек посмотрел на нее. Она продолжала стоять в той же позе, чуть приподнявшись на носки, слегка расслабленная в бедрах и как будто ленивая. Он почувствовал, что выдержка ему изменяет.

– Да, ты знаешь, я никогда ей об этом не говорил. Я вообще никому об этом не говорил.

– Кому какое до нас дело сейчас? – спросила Полли. – Как будто после стольких лет это имеет хоть какое-нибудь значение. Разве что тебя самого это смущает или что-нибудь в том же роде. Я права? Ты все еще боишься, что в один прекрасный день кто-нибудь еще, кроме меня, узнает, что ты малодушная сволочь.

– Может быть, поэтому я не хочу делиться тобой ни с кем, даже в моих воспоминаниях.

Эмоции Полли пришли в страшное смятение: она как будто шла по лезвию ножа. Как будто свои эмоции она только что провернула в стиральной машине. Ее сексуальное желание уже начало пересиливать гнев, вызванный его старым предательством. Однако не так-то легко было унять шестнадцатилетнюю обиду или даже просто отставить ее в сторону.

– Очень мило, – ответила она. – Особенно если учесть, что благодаря твоим усилиям нам ничего, кроме воспоминаний, не осталось.