следовательно «сотрудничество в рамках ЕАЭС и ШОС приобретает глобальное значение и масштабы»[645]. Развитие российско-казахстанских и китайских проектов в рамках ШОС помогает стабилизировать экономику постсоветской Центральной Азии и способствует поддержанию систем национальной безопасности стран Ц-4, как называют Таджикистан, Узбекистан, Туркменистан и Кыргызстан, в приемлемом состоянии. Эти факторы особенно важны, учитывая пограничное положение региона Ц-4, его соседство с Афганистаном и Пакистаном и более или менее высокую этноконфессиональную конфликтогенность. Вместе с тем, приходится согласиться с Д. Мухамеджановой и в том, что «основные тенденции торгово-экономического сотрудничества России, Казахстана и Китая с четверкой стран Центральной Азии… отражают и последствия негативных для Центральной Азии процессов»[646].

Следовательно, возрастает необходимость поиска новых способов и форматов взаимодействия в рамках ШОС. В частности, одним из таких новых форматов может стать сопряжение двух или более интеграционных проектов на азиатско-постсоветском пространстве. Наиболее вероятным кажется сопряжение ШОС и ЕАЭС, поскольку уже сейчас для них характерно «перекрестное членство»[647]. Как было сказано выше, сейчас из пяти стран-участников ЕАЭС три – Россия, Казахстан и Кыргызстан – являются одновременно членами Шанхайской организации сотрудничества и «можно сказать, что интеграционный процесс на постсоветском пространстве “накладывается” на кооперационную среду “Шанхайского форума”»[648], причем следует учесть сильный взаимный интерес участников ЕАЭС и ШОС, в первую очередь «локомотивов» ЕАЭС и ШОС – России и Китая.

Этот интерес и смысловая близость двух организаций позволяет российским исследователям делать далеко идущие выводы об их будущем. Предполагается, что деятельность этих «двух крупных международных экономико-политических структур…, видящих свое предназначение в обеспечении свободы перемещения товаров и услуг, капитала и рабочей силы в целях стабильного развития, всестороннего технологического обновления, кооперации, повышения конкурентоспособности экономик государств-членов и роста жизненного уровня населения», обязательно станет основой для единого интеграционного метапроекта, условно обозначаемого как «Большая Евразия»[649].

Идея «большого евразийского проекта» и сам термин «Большая Евразия» принадлежат Президенту РФ В. В. Путину. На Санкт-Петербургском экономическом форуме, проходившем 17–19 июня 2016 г., В. В. Путин «предложил создать Большое евразийское партнерство (БЕП) на базе Евразийского экономического союза и китайской инициативы “Один пояс, один путь”» дабы преодолеть «узость евразийского рынка»[650].

Собственно, сам проект Большой Евразии имеет уже и свою историю. Как отмечает С. А. Караганов, «предварительный запуск проекта «поворота на Восток», который почти два десятилетия спустя привел к выдвижению концепции партнерства или сообщества Большой Евразии, состоялся в 1999–2000 гг. Тогда в Совете по внешней и оборонной политике… задумались о необходимости ускоренной интеграции «в рынки… Тихоокеанского региона»[651]. Начиная с 2008–2009 гг. «в госорганах и прессе широко распространялось мнение о том, что «у России в связи с подъемом Азии появляются конкурентные преимущества» и, что в этих условиях Зауралье, Дальний Восток из тыла в противостоянии с Западом… могут и должны стать двигателем и своего собственного развития, и развития всей страны»[652].

«Одновременно Россия начала наращивать свои дипломатические усилия в Азии и Азиатско-Тихоокеанском регионе. К 2017 г. поворот во многом состоялся»[653]. И вместо «провинциально европейской Россия стала рассматриваться как центральная евразийская или, возможно, как северная евразийская держава. Евразия в российском «геополитическом мышлении включает и запад континента»[654].

Сообщество Большой Евразии направлено на совместное экономическое, политическое и гуманитарное сотрудничество стран Евразии, включая и, разумеется, проблемы укрепления мира и безопасности в регионе. «Большая Евразия – это и концептуальная рамка для нацеленной в будущее геостратегической и геоэкономической самоидентификации России, как центра и севера поднимающегося континента, одного из важнейших связующих транспортных и экономических звеньев, важнейшего поставщика безопасности. Россия благодаря многовековому опыту взаимодействия с Западом и с Востоком, мирного взаимодействия многих религий, открытости русской культуры призвана играть центральную роль в налаживании и воссоздании культурного взаимодействия в Евразии. При этом Россия не собирается отказываться от важнейших для нее европейских культурных корней, будет развивать их»[655].

Важнейшей задачей на пути реализации концепции Большой Евразии является ее взаимодействие с китайской инициативой «Один пояс – один путь».

Необходимо припомнить, что «впервые инициатива ЭПШП была выдвинута генеральным секретарем коммунистической партии Китая Си Цзиньпином в 2013 г. и ознаменовала начало новой дипломатической эры страны. Реализация проекта, получившего название “Один пояс, один путь”, стала краеугольным камнем внешней политики Китая. В рамках, как его еще именуют, “Пояса-Пути” в 2015 г. миру была представлена правительственная программа КНР “Прекрасные перспективы и практические действия по совместному строительству Экономического пояса Шелкового пути и Морского Шелкового пути 21 века”»[656]. Бесспорно, данный китайский проект нацелен на углубление сотрудничества между КНР, государствами Центральной Азии и Россией[657], и в определенном смысле «Экономический пояс Шелкового пути» можно рассматривать как удачное дополнение к «евразийской интеграции» и ШОС: с одной стороны, участие стран ЕАЭС в «Экономическом поясе» помогло бы стимулировать экономическое сотрудничество в регионе, которое по линии ШОС идет довольно вяло; с другой стороны – сотрудничество КНР и ЕАЭС может быть основано на общих интересах – поддержании безопасности существующих границ и стабильности в регионе, недопущении «цветных революций», борьбе с терроризмом[658]. Тем более, что, как отмечал директор Института социального развития стран Европы и Азии при Исследовательском центре развития Госсовета КНР Ли Фэнлинь, «Китай с пониманием относится к стремлению России сохранить свое традиционное влияние в Центральной Азии»[659], а основными задачами «Экономического пояса» является укрепление координации государств региона в политической области, развитие торговли и строительства, повышения скорости и качества экономических операций в регионе, увеличение валютных потоков за счет перехода на расчеты в национальных валютах и т. п.[660] Обычно отмечается, что цели, которые ставит перед собой руководство КНР в рамках «Экономического пояса Шелкового пути» (ЭПШП), пересекаются с целями ЕАЭС. Действительно, нацеленность на «укрепление торговых и экономических связей, интенсифицикацию всестороннего экономического сотрудничества, постройку крупных инфраструктурных объектов, в первую очередь транспортных сетей, оптимизацию сети трансграничных дорог, соединяющих страны Восточной, Южной и Западной Азии, инвестиционное сотрудничество, упрощение торговли»[661] характерна и для ЕАЭС, и для ЭПШП. Общие цели могут стать той платформой для сотрудничества в рамках «Большой Евразии», на которое возлагает надежды руководство России.

В определенной степени сотрудничество между Россией и Китаем и сопряжение их интеграционных проектов можно считать если не неизбежным, то очень логичным и необходимым: «Стратегическое партнерство между Китаем и Россией необходимо для любого формата Большой Евразии, так как этот тандем включает крупнейшего в мире производителя энергоносителей и крупнейшего их потребителя, лидера мировой торговли и континентальную державу, способную выступать в качестве связующего моста между разными частями континента»[662].

Важным представляется и сотрудничество ЕАЭС и БРИКС – объединением Бразилии, России, Индии,