– Мы, кажись, высмотрели кого надо, – сообщил худой белобрысый парень с носом, похожим на полумесяц, словно когда-то свернутым в драке, и плутоватыми глазами рыночного вора. – Пять к одному, что это они. Две дамочки, причем одна из них вроде как ведьма средней руки, путешествуют с оглядкой. Готов запоминать приметы?

– Да, – степенно, как взрослый, кивнул Дирвен, мысленно прикоснувшись к амулету «Кладезь сведений».

Пока амулет при нем, он не забудет ни слова из того, что ему сейчас скажут. На память он ничуть не жалуется, но с амулетом круче, и вдобавок так положено, если ты на задании.

– Энга Лифрогед, около двадцати лет или чуть побольше. Девица высокая, статная, осанистая. Лицо продолговато-треугольное, нос прямой, рот немного великоват, а подбородок зауженный. Глаза серые с переходом в лиловый или болотный оттенок, напоминают переливчатый камень амитал. Волосы до плеч, блондинистые, брови и ресницы темные. Красит губы карминовой помадой, глаза подводит угольным карандашом. Одежда ларвезийского кроя: фасонистый серый жакет с пуговицами черного стекла, отделанный черным галуном, черная дорожная юбка, серая шляпка с черной кожаной розой и черной вуалью. Обута в шнурованные сапоги с металлическими нашлепками на носках и пятках. Выглядит сильной, ловкой, выносливой. Двигается то с дамской томностью, то порывисто. Держится властно и дерзко, с мужчинами кокетничает, но близко к себе никого не подпускает. Владеет приемами борьбы. Когда на постоялом дворе пьяный парень полез к ней под юбку, она его скрутила и впечатала рожей в столешницу до кровищи, а потом подняла крик, что ее хотят изнасиловать. Амулеты, выявляющие присутствие волшебников, отмечают возле нее магический фон.

– Вероятно, ведьма, – произнес Дирвен со знающим видом.

Смертники Ктармы – чаще всего амулетчики, кто же станет магами разбрасываться? Наверное, ее послали, потому что «мясорубки» в этот раз особо мощные.

– Нальва Шенко, около двадцати пяти лет, – продолжил доклад лазутчик. – Среднего роста, в меру полноватая, недурно сложена – этакий кувшинчик. Лицо круглое, нос небольшой, прямой, глаза серые. Волосы до плеч, темные с рыжиной, брови темные. Возможно, крашеная, потому что ресницы светлые. Женскими помадами лицо не пользует. Одежда: темно-зеленая вязаная фуфайка, штаны табачного цвета, коричневая дорожная куртка с капюшоном и деревянными пуговицами, все неброское, но из хорошей материи. На ногах кожаные ботинки со шнуровкой, поверх надеты резиновые боты. Выглядит выносливой, походка легкая. Держится скромно, говорит мало.

– Кто из них главная, вы не отследили? – серьезно, как и подобает амулетчику на смертельно опасном задании, поинтересовался Дирвен.

– Отследили, как же без этого, – слегка передразнив его, отозвался собеседник. – Командует Энга, но иногда они шепотом спорят, как будто одна другую в чем-то убеждает. Одеждой они различаются, словно госпожа и прислуга, а между собой держатся скорее как две кузины или подруги. Обрати внимание, Нальва одета как типичная молонская доброжительница, отправившаяся в дальнюю поездку, а Энга похожа на богатую столичную штучку, на здешний народ она производит чудное впечатление, как диковинная залетная птица. Они торопятся, а если б где-нибудь задержались, ей бы не поздоровилось – доброжители не любят, когда кто-то выделяется, завсегда найдутся охотники проучить индивидуалиста. Ужасатели Ктармы обычно стараются не привлекать к себе лишнего внимания, но так как они знают, что мы имеем это в виду, на сей раз, видимо, решили провести нас, применив нетипичную маскировку. Энга и Нальва скоро должны прибыть на постоялый двор «Три шишки», последний в предгорьях, чтобы оттуда по тропам двинуть через границу. Если только не повернут на северо-восточную дорогу – такой курбет будет означать, что это не наши дамы.

– Само собой, – солидно согласился Дирвен, стараясь не замечать легкой снисходительной насмешки, сквозящей в хитроватых глазах собеседника.

– Есть еще три подходящие женские пары, слушай дальше, а завтра спозаранку чтоб был готов – пойдем на ту сторону.

Зинта чувствовала себя так, словно катилась на санках с крутой ледяной горы, все быстрее и быстрее.

Они с Эдмаром сбежали из Паяны и почти добрались до границы. Погони не было. Если б была, их бы давно уже схватили, но Эдмар оставил письмо – будто бы он из-за своих проблем решил утопиться, и к тому же никто не догадывался, что они знают правду о Накопителях. Если б догадались, за ними ринулась бы вся Добрая Магическая Коллегия: владение такой информацией несовместимо с дальнейшей жизнедеятельностью.

Эдмар сказал, что сбил и затер след с помощью чар. Хотелось верить, что это надежно. С другой стороны, раз никто не кричит «Стойте!», едва их завидев, – значит, и вправду сбил.

Лекарка расстраивалась, что не удалось предупредить двух других учеников, тоже обреченных на этот ужас, но Эдмар смотрел на дело с философской жестокостью: так уж им не повезло, ничего не попишешь, спасибо Госпоже Вероятностей, что сами ноги унесли.

Надо следить за собой, чтобы случайно не назвать его Эдмаром. До сих пор Тавше миловала, ни разу не вырвалось.

От его рискованной игры у Зинты душа проваливалась в пятки: надо же такой невероятный театр в жизни устроить! И что будет, если этого сумасшедшего авантюриста разоблачат… Но ведь уже который день пошел – и не разоблачили.

Всю дорогу она провела как в лихорадке, ожидая каждую минуту, что какая-нибудь непредусмотренная случайность доведет их до беды. И лишь когда увидела пограничные горы, похожие на сказочно громадных бурых медведей, дремлющих под облачным пологом, и услышала тягучий шум достающих до поднебесья сосен, ее сжавшаяся в комок душа начала понемногу расслабляться и расправляться.

– Дальше двигай один. Будь молодцом, не подкачай!

После этого напутствия провожатые развернулись и канули в окутанный утренним туманом подлесок – словно их и не было.

Амулетчику для особых заданий спутники не положены. Раньше эта мысль наполняла его гордостью и позволяла посматривать на окружающих свысока, а теперь стало не по себе, вконец не по себе, до пробежавших по хребту холодных мурашек.

Один, не считая низкорослой мохноногой лошадки с заставы. Посреди дремучего леса. На переход ушло трое суток, и за это время он успел увидеть, на что здесь можно нарваться. До сего момента их был целый отряд, а теперь – Дирвен Кориц со своими амулетами и никого рядом.

По-другому нельзя. Ктармийские ужасатели чуют, когда их кто-то ищет, и на расстоянии до трех-четырех шабов могут если не убить, то причинить серьезный вред. Человек застывает истуканом, перед глазами цветными лягушками скачут пятна, в ушах оглушительно звенит, и пока знающие маги эти чары не снимут, пострадавший не вспомнит, ни кто он такой, ни что ему было поручено. У иных при этом сердце останавливается, и они падают замертво. Ложа до сих пор не разгадала это колдовство и многих потеряла, пока не решено было действовать иначе.

Информация, которую передали Дирвену лазутчики, была собрана с соблюдением всех предосторожностей. Тот, кто видел лицом к лицу возможных ужасательниц, о Ктарме не думал, его мысли уподобились расплавленному воску, из которого на некоторое время вылепилось нечто постороннее – размышления торговца, прикидывающего, как бы повыгоднее сбыть товар, или загулявшего мужа, сочиняющего оправдательную небылицу для жены. Сложная ментальная техника, доступная не всякому. Дирвен так не умел, но у него и задача была другая: получив от соглядатаев сведения, нанести по цели упреждающий удар. От упомянутых ктармийских чар его защитит «Гранитный панцирь». Загвоздка в том, что «Панцирь» эффективен не для каждого, а только для амулетчика незаурядной силы – такого, как Дирвен Кориц.