Измерив температуру, оказавшуюся неожиданно низкой, Ирина решила, что при упадке сил лучше не двигаться с места. К тому же у нее не было уверенности, что она так же удачно выдержит личную встречу с мужем, как только что провела телефонный разговор. Женщина боялась за себя, за то, что сорвется в ненужные оправдания. «Они никого не способны убедить, а меня только унижают, эти жалкие слова о невиновности, о том, что ничего не было! Кто мог ожидать, что мы с Егором докатимся до таких банальных ссор, из-за ревности, из-за пустых фантазий… Сергею тоже спасибо – шутка неуместная, понимаю, ему хотелось подразнить ревнивого мужа, но он совсем не подумал обо мне…»

Внезапно она почувствовала на глазах навернувшиеся горячие слезы. Растерянно улыбнувшись, женщина смахнула их и включила чайник. «Расклеилась, разнылась, как девчонка! Стыдно в твоем возрасте придумывать какие-то истории про любовь, тем более, Сергей вовсе не похож на романтического героя. Ты же знаешь о нем больше, чем страховая компания и милиция, этого достаточно, чтобы упечь его на ох какой срок… Он даже тебе самой умудрился подарить не только миллион, но и большую проблему, фактически развел тебя с мужем! А ты думаешь о нем без ненависти! Стыдно, моя дорогая, ты оказалась глупее, чем я думала!»

Самобичевание не помогало, плакать хотелось попрежнему, и было очень жаль – себя самой, упущенных возможностей, сорванных планов, Ирина толком не могла разобраться, чего больше. Она села было за работу, но тут же с отвращением отодвинула рукопись.

«Я не сдам эту книгу к пятнадцатому января, и будет скандал, потому что я клялась, что справлюсь, просила не дробить ее по разным переводчикам. Хотела заработать, да и надоело трудиться в таких вот сборных солянках. Вполне возможно, больше я с этим издательством сотрудничать не смогу. Прощай, насиженное место, налаженные связи… Снова вписываться в новый коллектив, толкать кого-то локтем, самой терпеть толчки…

Развод, жизнь с сестрой – а здесь тоже начнутся стычки, взаимные претензии, упреки. Спустя пару месяцев я буду искать съемную квартиру или, что хуже, вариант размена этой, родительской. А возможен ли размен, тут двое маленьких детей, у них ухудшатся жилищные условия… Как все сложно, и спросить не у кого, что делать, с чего начать. Если бы я могла все вернуть хоть на пару недель назад!»

Ирина металась по квартире, забыв о том, что собиралась снова лечь в постель. Чувствовала, что у нее поднимается температура, но продолжала шагать из комнаты в комнату, будто кому-то назло, с недоброй радостью отмечая, что к ней возвращаются и озноб, и слабость, и головная боль. «Отлично! – твердила она про себя, меряя широкими шагами коридор. – Заболею всерьез, попаду в больницу, и в редакции меня простят, сестра перестанет требовать исповедей, Егор придержит язык, и Дима больше ко мне не сунется. Буду встречать Новый год в палате, и пусть черти меня заберут, если я встану, когда пробьет полночь, и начну всем желать какой-нибудь ерунды и говорить какие-то глупости! Меня тошнит от всего этого, хватит! Если уж начинать новую жизнь, то нечего тащить за собой старый надоевший хлам! Больше ни одного Нового года в моей жизни, я отменю этот праздник, хотя бы в память о том, какой я когда-то была дурой!»

Внезапно она остановилась, услышав звонок в дверь. Первую секунду Ирина думала, что ей показалось. Она так увлеклась своими планами, что даже начала бормотать под нос. Однако звонок повторился. Подойдя к двери и взглянув в «глазок», она с удивлением узнала одного из своих вчерашних гостей. Давид нервно переминался с ноги на ногу, время от времени наклоняясь вперед, будто собираясь клюнуть номер на двери, и тут же выпрямлялся, теребя в руках красную пластиковую папку. Пожав плечами, Ирина приоткрыла дверь и неприветливо поинтересовалась:

– Разве мы с вами не все выяснили вчера вечером?

– Извините. – Давид сделал шаг вперед, и ей волейневолей пришлось отступить, пропуская его в квартиру. – Я знаю, вам не хочется заниматься этим делом, да я ничего не требую. Вот только одна просьба – возьмите к себе эту папку!

– Зачем это? – Ирина убрала руки за спину, будто ей могли вручить папку насильно. – Нет, документы передавайте тем, кто будет вести уголовное дело. Вы меня принимаете за следователя?

– Понимаю, я очень вам надоел. – В его голосе зазвучала мольба, хотя на губах по-прежнему плавала искусственная, будто чужая улыбка, безмерно раздражавшая Ирину. – Но не знаю, смогу ли вернуться через месяц, а увозить отсюда такие документы не имею права. Они могут понадобиться. Я все-таки не теряю надежды уговорить одну родственницу, это Ирина тетя. Если на то пошло, я тоже могу предложить ей кое-какую сумму… Она может начать дело против ее мужа, а я буду помогать материально. Это еще не оговорено, но мне показалось, она одна колебалась и прислушивалась…

– Чего же вы от меня-то хотите? – Женщина пыталась призвать на помощь все свое терпение, ее доводил до бешенства монотонный ноющий голос визитера. – Отдали бы папку ей.

– Нет. Сейчас не могу, я еще не выяснил ее позицию. Не хватало, чтобы эти бумаги попали к Сергею! Вот когда мы с ней договоримся, она вам позвонит и заберет папку.

– Что там за бумаги? – отрывисто спросила Ирина, бросая косой взгляд на полупрозрачную папку, которую Давид продолжал мять в руках.

– Копия страхового полиса Иры! Если бы вы знали, за сколько я ее выкупил у служащего компании… – обрадовавшись, заторопился Давид. – И главное, наши с ней фотографии, больше пятидесяти, я могу найти и еще, только дома. Это доказательство, что у нас были серьезные намерения, там мы вместе путешествуем, обедаем в кругу моей семьи, отдыхаем… Она не могла вернуться к мужу, да еще так внезапно, ничего мне не сказав! Любой адвокат скажет, что это важное доказательство!

– Хорошо, оставьте, – смирилась Ирина и указала на комод.

Давид осторожно положил на него папку и тут же заторопился, будто опасаясь, что ему могут вернуть документы:

– Меня внизу ждет такси, я ведь улетаю, мой рейс уже регистрируют… Спасибо, я так надеялся, что вы поможете! Диме я не могу доверять!

Закрыв за гостем дверь, женщина снова пожала плечами, удивляясь не то его навязчивости, не то своей снисходительности. Однако в глубине души она понимала истинную причину своего согласия. Ей очень хотелось взглянуть на жену Сергея, увидеть лицо женщины, с которой тот, как-никак, прожил шесть лет. «Что бы ни говорили о браке по расчету, было же в ней что-то, что заставило его сказать: „Выходи за меня замуж!“ Или… только деньги?»

Ирина не сомневалась, что поймет это сразу. Расстегивая «молнию» на папке, Ирина загадала два противоречивых желания: чтобы жена Сергея оказалась некрасивой, неинтересной, но в то же время, чтобы в ней было нечто привлекательное, исключающее корыстный интерес в брачном предложении Сергея. Ирине хотелось хотя бы частично оправдать его и вместе с тем не улыбалось увидеть, что она хуже той, прежней избранницы…

В первый момент, глядя сразу на несколько снимков из папки, женщина не могла понять, сбылось ли хотя бы одно из загаданных желаний. На нее смотрело снятое в разных ракурсах белое, чуть одутловатое лицо, легкая отечность которого заставляла предположить наличие у его обладательницы болезни почек, сердца или пристрастие к алкоголю. Вместе с тем никто не назвал бы его отталкивающим. Оно было правильно, хотя и бесцветно, даже миловидно, но напрочь лишено обаяния. Круглые серые глаза апатично смотрели из-под припухших век, маленький безвольный рот неопределенно улыбался.