На основании данных 1944 года на территории Маньчжоу-Го насчитывалось около 130 различных тюрем.

Намеченные японским командованием для выполнения особо серьезных заданий агенты обучались в строго законспирированных секретных школах. Другие проходили особые курсы при обществе Кеовакай в Харбине, где преподавателями были такие специалисты по русским делам и ведению разведки, как японский генерал Кисабуро Агдо. Из русских преподавателей в школе был генерал от кавалерии В.В. Кислицын [134], занимавший с 1938 по 1944 гг. пост начальника Бюро по делам Российских эмигрантов.

Во многих городах Китая и Маньчжурии существовали также японские школы, готовившиеся кадры агентов из среды иностранцев. Обычно они скрывались под видом школ изучения японского языка и культуры. Наиболее известными из них были японский колледж Дунвэнь в Шанхае и «общество по изучению японского языка» в Тунчжоу.

Помимо этих школ и центров существовала специальная школа Накадо в столице Японии Токио, которая готовила сотрудников агентурно-разведывательной работы при японских военных миссиях за рубежом. В школе имелись русское, китайское и английское отделения. Кроме изучения языков изучалась география, экономика и политика соответствующих стран. Основным же предметом было подробное знакомство с методами работы иностранных разведывательных органов, главным образом советских, американских, английских и китайских. Одним из дополнительных курсов было изучение различных способов вербовки белых эмигрантов и китайцев для разведывательной работы.

Незадолго до начала войны японские власти в Маньчжурии ввели повсеместное обучение школьной молодежи военному делу. Военно-воспитательная подготовка была введена в таких эмигрантских учебных заведениях, как Железнодорожный институт, Русский техникум, колледж и институт Христианского Союза Молодых Людей, гимназия при Бюро по делам Российских эмигрантов, Школа языковедения, Лицей св. Николая, и даже духовная семинария.

15 апреля 1940 г. в Маньчжоу-Го был обнародован «Закон об обязательной воинской повинности» (до этого в государстве действовала система добровольчества). Еще в декабре 1938 г. для выработки этого нового закона был образован особый комитет. Состоялось более 200 заседаний специальной комиссии комитета, на котором обсуждались вопросы воинской реформы. Через год и три месяца проект указанной реформы был составлен. Согласно новому закону, все молодые люди, достигшие полных 19 лет, обязаны отбывать военную службу в рядах императорской армии Маньчжоу Ди-Го. Ежегодный призыв к военной службе производился первого апреля. Срок воинской службы составлял три года [135].

Однако в отношениях молодых русских юношей с японскими властями год от года нарастала напряженность. Русская молодежь не желала и старалась не участвовать в непосредственных военных действиях, но ее привлекали в «добровольно-принудительном» порядке служить в русском отряде Маньчжоу-Го, размещавшемся на станции Сунгари-П.

Первый отряд из русских белогвардейцев, по данным А.Кайгородова, был сформирован японцами в 1937 году. Располагался он в старых казармах русской (царской) Маньчжурскеой армии на станции «2-я Сунгари», недалеко от Харбина. Во главе стоял японский полковник Асано. Отряд так и называли «Асано», а тех, кто служил в нем, – асановцами. С 1944 года полковник Асано пошел на повышение в Харбин. Его сменил русский полковник Смирнов, его заместителем стал майор Михайлов, из казаков. В штабе Смирнова был еще один майор по фамилии Наголен. Но все равно, тех, кто служил в отряде, по привычке продолжали называть «асановцами». Каждый призыв в отряд состоял из 450-500 новобранцев, преимущественно из харбинцев, с восточной ветки КВЖД. Уже в 1938 г. отряд использовался японцами в боях против корейских партизан.

В 1939 г. часть отряда, примерно 250 человек, главным образом из трехреченских [136] казаков, перебросили в район боевых действий на реке Халхин-Гол. Командовал русским эскадроном тогда забайкальский казак В.В.Тырсин.

Русских кавалеристов (причем, явно с опаской) японцы использовали на Халхин-Голе исключительно в разведке, а в бою они были всего один раз. В голой степи на рассвете отряд из 60-70 асановцев столкнулся примерно с таким же по численности монгольским (МНР) разъездом, которые приняли их за своих. Затем произошла короткая, но жестокая схватка. Казаки вырубили монголов едва не до последнего цирика. Одного офицера живьем доставили в расположение японской части, двое или трое спаслись бегством. Сами казаки в том бою потеряли одного убитым (подпоручик Натаров) и восьмерых ранеными. Вскоре отряд неожиданно отозвали в Хайлар.

Второй русский отряд сформировали в Хайларе в 1939-1940 гг., во главе его стоял казачий полковник И.А.Пешков. Отряд поэтому называли «Пешковский», а тех, кто служил в нем – «пешковцами». Призыв состоял примерно из 250 новобранцев, преимущественно из Трехречья, Хайлара и других районов по западной ветке КВЖД [137].

Эти «добровольно-принудительные» меры вынуждали многих покидать Маньчжоу-Го. Начался «отток» русской молодежи из Харбина, сначала в основном в Шанхай, где были французская концессия и международный сеттльмент, стояли иностранные войска, где можно было укрыться от японцев, а также в другие города Китая, где японский прессинг был менее ощутим [138].

Русская колония в Маньчжоу-Го представляла для оккупационных властей, учитывая их дальнейшие планы по захвату СССР, особый интерес. В отношении эмигрантов японцы ставили вполне конкретные задачи: 1) Обеспечить в лице русских эмигрантов надежного союзника в возможной войне с СССР. 2) Использовать русские военизированные формирования в случае столкновения с СССР, а после победы задействовать эмигрантов во властных структурах на оккупированной территории. 3)Опираясь на антикоммунистические и антисоветские настроения у части эмиграции, вовлечь ее в идеологическую войну с мировым коммунизмом.

Вся политическая и общественная жизнь российской колонии в Маньчжоу-Го была под жестким контролем японских военных властей, создавших идеологическую и политическую организацию, регламентирующую буквально все стороны эмигрантского существования.