— Черный ветер! — Кэл спрыгнул с кровати и побежал закрывать окно. Уилл встал рядом с ним. Люди внизу разбегались в разные стороны, и за считанные секунды улица полностью опустела. Кэл восхищенно ткнул пальцем в стекло и отдернул руку — в воздухе накопилось столько статического электричества, что волосы на ней встали дыбом.

— Начинается! Обожаю! — восклицал он, дергая брата за рукав.

Но ничего не происходило, только сирена продолжала мрачно выть. Уилл, не зная, чего ждать, разглядывал пустую улицу.

— Вот! Вот! — закричал Кэл, прижавшись к стеклу и глядя в глубь пещеры.

Уилл проследил за его взглядом, пытаясь понять, на что смотрит брат, но у него как будто что-то случилось с глазами. Он никак не мог сфокусировать зрение.

А потом он понял, почему.

Над улицей вздымалось густое облако, похожее на чернила, растворяющиеся в воде. Оно быстро надвигалось, застилая все на своем пути. Уилл увидел, как фонари отчаянно пытаются светить еще ярче, но тонут в черном тумане. Как будто ночные волны смыкались над огнями обреченного океанского лайнера.

— Что это? — спросил потрясенный Уилл.

Он прижал нос к стеклу, чтобы получше рассмотреть темное облако, поглощающее остаток улицы.

— Это называется «ветер-левантинец», — сказал Кэл. — Он поднимается со дна Глубоких Пещер. Как будто Нижние Земли рыгают, — хихикнул он.

— А это опасно?

— Да нет, просто пыль и все такое, но говорят, что вдохнуть его — плохая примета. Говорят, там микробов много. — Кэл рассмеялся и затем изобразил монотонный голос стигийца: — Гибелен для всякого, с кем встречается, ибо обжигает плоть.

Он снова рассмеялся.

— А по-моему, Черный ветер классный. Правда?

Зачарованный Уилл не ответил. Улица исчезла из виду, за окном стало черным-черно, и у него неприятно заложило уши. Его тело как будто завибрировало, все волоски встали дыбом. Несколько минут темное облако плыло мимо, наполняя комнату запахом горящего озона и мертвенной тишиной. Затем темнота начала понемногу рассеиваться, фонари замерцали сквозь потоки пыли, будто солнце, пробивающееся из-за тучи, и наконец облако исчезло. В воздухе осталось лишь несколько серых разводов, будто нарисованных акварелью.

— А как тебе вот это?

— Бенгальские огни? — недоверчиво спросил Уилл.

— Статическая буря. Они всегда начинаются сразу после левантинца, — сказал Кэл, дрожа от восторга. — Вблизи с ними лучше не встречаться.

Уилл, не уставая удивляться, молча смотрел, как из рассеивающихся облаков на улицу вынырнуло целое созвездие огненных шаров. Одни были размером с теннисные мячики, другие — с пляжные мячи. С громким шипением у них с краев срывались яркие искры, как будто огромный ящик фейерверков сошел с ума.

Мальчики зачарованно глядели, как шар размером с дыню завис прямо перед их окном, осветив их лица и отражаясь в широко раскрытых глазах, а потом вдруг устремился по спирали вниз, рассыпаясь искрами. У самой земли он стал размером не больше яйца, ярко вспыхнул, будто подмигнув им, и наконец угас.

Уилл и Кэл не могли оторвать взгляд от точки, где он исчез; прощальное сияние огненного шара так и стояло у них перед глазами.

Далеко-далеко под улицами Колонии шевельнулась одинокая фигурка.

Сперва подул легкий ветерок, но он быстро усилился и всего за несколько минут превратился в жуткий ураган. Человек обмотал голову запасной рубашкой, чтобы защитить лицо от летящего песка. Ветер становился все сильнее и угрожал сбить его с ног. В воздух поднялось столько пыли, что он не мог разглядеть собственные руки.

Оставалось только переждать песчаную бурю. Человек лег на землю и свернулся калачиком. От мелкой черной пыли у него саднили глаза. Душераздирающий вой ветра мешал ему сосредоточиться, и вскоре человек, ослабевший от голода, погрузился в полусонное оцепенение.

Через некоторое время он, вздрогнув, проснулся. Он не знал, сколько времени пролежал на полу туннеля, и осторожно поднял голову, чтобы оглядеться. Таинственная темная буря прошла, оставив после себя лишь несколько облачков. Кашляя и отплевываясь, человек сел и отряхнул свою одежду от пыли. Он достал запачканный платок и вытер им слезящиеся глаза, а затем протер очки. Это был доктор Берроуз.

Потом доктор Берроуз начал ползать вокруг на четвереньках, роясь в сухом песке при свете маленькой сферы. Он искал кучку органического вещества, которую приготовил для растопки как раз перед песчаной бурей. Наконец доктор ее обнаружил, наткнувшись на нечто вроде свернувшегося листа папоротника. Он с интересом уставился на незнакомое растение. Как и все, что он встречал на последних пяти милях туннеля, лист был сухим и хрупким, словно старый пергамент.

Доктор начинал серьезно беспокоиться о своем запасе воды. Когда он садился на Вагонетный поезд, колонисты предусмотрительно снабдили его большой флягой воды, мешком каких-то сушеных овощей, вяленым мясом и пакетиком соли. Доктор Берроуз мог растянуть еду еще на несколько дней, но главной его заботой было питье. Вот уже два дня он безуспешно искал источник, чтобы пополнить быстро убывающий запас воды.

Отряхнув растопку от песка, доктор почиркал двумя кусочками кремня, пока не высек искру. Когда зажегся маленький огонек, он положил голову на песчаный пол туннеля и принялся его аккуратно раздувать. Наконец костерок разгорелся, и доктор уселся рядом с ним. Сдув пыль с раскрытого дневника, он при слабом свете снова приступил к работе над своим рисунком.

Какая находка! Круг камней правильной формы, каждый размером с дверь, украшенных странной резьбой. Там были буквы, геометрические фигуры и незнакомые символы. За всю свою долгую научную карьеру доктор Берроуз не видел ничего похожего на эти иероглифы. Он пытался вообразить себе их создателей — людей, обитавших глубоко под землей, возможно, несколько тысяч лет. Что за цивилизация могла породить этот подземный монумент?

Вдруг послышался шум. Доктор оторвался от рисунка и выпрямился. Едва дыша и не шевелясь, он посмотрел по сторонам, вглядываясь в темноту, но услышал только биение собственного сердца. Пронзительная тишина была его спутником с самого начала путешествия.

— Опять у тебя нервы шалят, старина, — сказал доктор сам себе и снова расслабился. Звук собственного голоса в узком каменном проходе подействовал на него умиротворяюще. — Это в животе у тебя бурчит, как всегда. Эх ты, дурачина, — проговорил он и рассмеялся.

Доктор Берроуз размотал рубашку на голове. Его лицо покрывали шрамы и царапины, волосы свалялись, на подбородке торчала всклокоченная бородка. Одежда на нем была грязная, кое-где рваная. Доктор походил на безумного отшельника. Успокоившись, он снова взял дневник и под потрескивание костра продолжил зарисовывать камни.

— Это просто поразительно! Стоунхендж в миниатюре! Небывалое открытие! — воскликнул он, позабыв на время о голоде и жажде. Оживившись, доктор вернулся к рисунку.