– Я хочу историю с хорошим концом, – строго сказал Тарег. – Чтобы не «сменила она цветастые рукава парадных одежд на черную рясу и ушла монахиней на Золотую гору», а «жили они долго и счастливо»! И «дети их, многочисленные и дружные, жили по соседству и радовали родителей»!

– Ну-ууу, это в веках не остается! – пренебрежительно отмахнулся Меамори.

– Что-то я не уверен, что это очень здорово – остаться в веках, – пробормотал себе под нос нерегиль.

– Ну ладно, ладно, уговорили… – промурчал джинн, сладко перекатывая спинку. – Бери меня на руки, но-Нейи. И смотри, рассказывай по порядку и долго!

– Конечно-конечно, – отозвался аураннец, прижимая к груди вспрыгнувшего ему на руки кота.

Тарег тихо сказал:

– Да пребудет с тобой удача, но-Нейи.

– И с тобой, князь.

С этими словами Меамори повернулся и, поглаживая спину Имруулькайса, скрылся в кромешной темноте глухого предрассветного часа.

* * *

Айн Дакар,

рассвет четвертого дня битвы

Джинн осторожно свесил голову поверх нижней перекладины перил:

– Ого…

– Впечатляет, правда? – отозвался Меамори.

Внизу приглашающе темнел провал: бездонный, с гладкими серо-белыми полосатыми стенами, обточенными дождевой водой и столетиями. Широченная щель постепенно сужалась и подворачивалась, пряча дно под нависающим изгибом стены.

На мост втащили тяжелое от кольчуги тело – спешили, не до чужих доспехов было. Примерившись, отчаялись пропихнуть под перилами и принялись переваливать поверх деревянных поручней.

Трепеща белыми рукавами, труп мгновенно канул в провал. Откуда-то снизу послышался слабый звук удара железа о камень – звякнуло, мелко зашуршала осыпь.

– Стойте! Куда вы меня тащите?!

Цепко придерживая бедуина за локти, воины выволокли Абу Джуайля на мост:

– Господин! Господин! Тарик обещал мне награду! Куда вы меня тащите?! Господин!

– Не кричи так… – поморщился Меамори.

Вытащил из рукава звенящий мешочек и бросил его перед собой:

– На, вот твои двести дирхам.

Бедуина отпустили, и он, бормоча благословения и еще какую-то чепуху, пополз по доскам настила за кошельком. Прихватил, долго мял в ладонях и все приговаривал и благодарил за щедрость.

Брезгливо скривившись, аураннец махнул через перила моста: давайте, мол, убирайте его отсюда.

– Эй! Эй! Что вы делаете! Что вы делаете! Господин! О щедрый великодушный господин! Вы же обещали меня наградить!

– Разве ты не получил свои двести монет? – фыркнул Меамори.

И нетерпеливо махнул снова.

Сообразивший, что его ждет, бедуин завизжал, сопротивляясь и цепляясь одной рукой за перила – вторая почему-то накрепко сжимала кошелек:

– Будьте вы прокляты! Вы меня обманули!

– Ничего подобного! – искренне обиделся аураннец. – Князь обещал тебе двести дирхемов. Сохранить тебе жизнь ты не просил, а мы не обещали!

– Аааааа!.. – загуляло эхом между каменными стенами.

Удар – крик оборвался. Шшуууххх… Посыпались мелкие камушки.

На мост выволакивали еще тела.

– Ну как тебе лагерь? – поднимая на руки джинна, заговощически поинтересовался Меамори.

И подул на черную короткую шерсть между ушей кота. Шерстины прилегли в стороны, показывая тоненькую полоску светлой кожи.

– Хе-хе, – пробормотал джинн, сильно упираясь аураннцу в локоть передними лапами. – Что-то там не так уж много народу, у этих огней.

По-утреннему серая долина курилась дымками над догорающими искрами костров. Человек бы решил, что перед ним раскинуло лагерь несметное войско.

– Старая, как мир, хитрость, – усмехнулся Меамори. – Разведи больше огней, чтобы все думали, что у тебя больше людей.

И развернулся к широкой панораме плато, еще затянутого утренней дымкой.

От моста вади аль-Руккад забирал правее, ширясь и скалясь изломанными голыми внутренностями.

На юге равнина словно бы трескалась – повторяя линию горизонта, насколько хватало глаз, тянулась через нее, извиваясь обрывами, длинная полоса ущелья. В обморочной глубине перспективы размеры вади скрадывались, но аураннец знал – вади аль-Невед распахивается едва ли не на полкуруха. И глубиной оно в той стороне не менее пятисот локтей.

По правую руку изломанные линии обоих ущелий сползались в широченное устье огромного, издалека безобидно выглядевшего каньона. Вади аль-Руккад и вади аль-Невед объединялись в колоссальную обрывистую долину реки – но из-за глубины ущелья не видно было ленты воды на дне.

– Он хочет загнать их на плато, – понимающе пробормотал джинн. – В угол между двумя вади.

– Да, – улыбнулся утреннему бризу Меамори. – А если они захотят отступить через мост, мы встретим их в Айн Дакаре.

Порывы ветра донесли до них отрывочные крики и прерывистый бой барабанов. На востоке, за темнеющим оврагом Вади Аллан, поднимались клубы пыли. Ярчающий свет утра окрашивал серое в золотистое, крохотными яркими точками мелькали в дымчатой дали знамена полков.

– Похоже, началось, – мурлыкнул джинн.

Над левым карматским флагом клубилось громадное облако. В нем угадывались крохотные, как муравьи, серые тени – много теней. Расстояние путало зрение, муравьиная река казалась обманчиво медленной. На самом деле, в туче пыли с грохотом мчалась конная лава.

– Полдореа там что, всю кавалерию, что ль, решил собрать? – взволнованно затоптался лапами джинн. – Рискует князюшка, ставки повышает до крайности… А ну как продуется в пух и прах?

– Пожелаем удачи его сиятельству, – улыбнулся Меамори.

И снова подул коту между ушами:

– Давай и мы займемся делом, о Имруулькайс. Перед нами – целый вражеский лагерь. Пятьдесят копий я оставлю здесь, на случай, если карматы решат что-то здесь еще раз посмотреть. Покончив с лагерем, мы вернемся сюда – встречать отступающих. Ты с нами или посмотришь на бой отсюда?

– Вот еще, – сильно толкнулся лапами джинн и спрыгнул на настил. – Возьмешь меня на седло, но-Нейи?

– Я лучше возьму тебя на плечо, о джинн, – улыбнулся аураннец. – Держись всеми когтями – нам предстоит хорошая скачка…

Тут джинн и сумеречник захихикали, хищно подбираясь и глядя на безмятежный, сонный еще лагерь карматов.

* * *

Холм Тал-аль-Джамуа, последние часы утра

С высоты, казалось бы, человек должен видеть все – но нет, облако пыли, как покров неведения над мирозданием, скрывало от халифа сражение и сражающихся.