Леопольд, понятия не имеющий о содержании моих папок, заметно помрачнел, но мужественно ответил, что с нетерпением ждет справедливого вердикта, и торопливо прибавил, что отправляется в свою комнату, дабы подготовить отчеты по прочим своим опытам. Конечно же, магистр, не найдя повода сбежать из дому, решил подремать пару часов в тишине – он не привык так рано просыпаться. Я последовала за ним, чтобы подыскать среди своих бумаг хоть что-то, годное называться научным отчетом. К тому же, меня ожидали те самые книги с уймой закладок, которые мне нужно было переписать – хоть Мелихаро и посчитал, что с Искена было достаточно рисунков и пары таблиц, негоже было оставлять ничего не подозревающего магистра Аршамбо без нужных ему лекционных материалов.

Демон же, наконец-то найдя применение своей кипучей энергии, остался со слугами, которые еще не догадывались в полной мере, как отныне изменилась их жизнь. Поднимаясь по лестнице, я слышала, как Мелихаро безжалостно выкрикивает: "Крахмалить!.. Мыть!.. Натереть воском!.. Почистить!.. Выстирать!.. Выполоскать не менее трех раз!..". Не приходилось сомневаться, что уже к вечеру дому Аршамбо предстояло всерьез преобразиться.

Магистр Леопольд похрапывал, я продолжала переписывать строчку за строчкой, погрузившись в размышления, которые прервались только один раз – спустя пару часов лихорадка всеобщей уборки достигла наших покоев. Один из слуг сказал, что магистр Аршамбо просит своего аспиранта прийти к нему в кабинет.

– Пусть мессир спустится, – с опаской произнес малый, явно считая человека, которому служит сам Мелихаро, величайшим из смертных. – А я пока сменю простыни, да и одеяло не мешало бы проветрить...

Я растолкала магистра и мы отправились к Аршамбо, порядком встревоженные. Но ученый чародей встретил нас такими восторженными речами, что мое беспокойство приняло диаметрально противоположную направленность.

– Вы проделали огромную научную работу, друг мой! – объявил Аршамбо, сопроводив эти слова восхищенным жестом. – И дело даже не в вашей смелости – хотя одна она заслуживает уважения. Как скрупулезно вы все записывали! Как методично повторяли опыты! А эти диаграммы!.. О, они необычайно выразительно и точно отражают ход ваших изысканий. Не могу не сказать вам, коллега, что у вас истинно научный склад ума. Давно я не видел такого ответственного подхода к теме. Обычно терпение моих коллег, не в обиду им будь сказано, исчерпывается после пары– тройки неудач, но вы каждое начинание доводили до конца. Браво, браво!

Магистр Леопольд был удивлен неожиданными похвалами настолько, что даже оставил попытки незаметно зевнуть.

– Мессир, вы преувеличиваете по доброте душевной... – неуверенно промолвил он, глядя на бумаги с опаской.

– Я преуменьшаю! – с горячностью воскликнул Аршамбо. – Подумать только, подобный талант мог сгинуть в провинции! Нас не слышат чужие уши, поэтому я скажу вам откровенно, что думаю по этому поводу: нынешняя политика Лиги – преступна, ведь именно из-за этих застарелых правил, снобизма, пиетета перед громкими именами мы нынче стоим на пороге сильнейшего кризиса магии. В то время, как истинные подвижники, трудолюбивые молодые чародеи, способные изменить облик чародейства, гибнут в провинции, притупляя свой острый ум рутинным трудом, бесталанные наглецы из старых семейств продолжают кутить в столице, навлекая позор на само звание чародея. Народ сейчас открыто говорит, что не желает больше видеть магов при дворе князя Йорика, но Лига делает вид, что не слышит, как усиливается этот ропот. Нас ненавидят все – крестьяне, дворяне, купцы, духовенство, и поделом! Поделом! Мы сами виноваты в том, что прошли времена великих магов, которых славил и простой люд, и сильные мира сего. Не знаю, успею ли я исправить эту ошибку, но...

Тут лицо чародея озарилось таким вдохновенным светом, что я вздрогнула. Во многом я была согласна с Аршамбо, но чародеев, впадающих в экзальтацию, я опасалась даже больше, чем тех, кто умел всегда сохранять на лице выражение презрительной любезности. "А чего же ты хочешь, Каррен? – с внезапной злостью сказала я самой себе. – Все для тебя недостаточно хороши! Быть может, проблема не в магистре Аршамбо, а в том, что ты никому не доверяешь и вечно ищешь в людях недостатки? Ты становишься похожа на магистра Леопольда, который недоволен всем, что видит вокруг себя, при этом ничего не пытаясь изменить...".

– Прекрасная работа, мессир Леопольд, – между тем, говорил Аршамбо, указывая на мои папки. – Я горд, что вы выбрали меня своим научным руководителем!..

И я почувствовала, как что-то кольнуло мое сердце. То было искреннее сожаление о том, что эти слова были сказаны Леопольду, а не мне, написавшей каждую букву в каждой строчке, что так восхитили Аршамбо. В первый раз мою работу признали достойной уважения, а я могла разве что молчать, да смотреть в стену пустым взглядом.

Уж не знаю, как далеко бы я зашла в своих размышлениях, слушая похвалы магистра Аршамбо, но в кабинет постучался один из слуг.

– Из Академии письмецо передали, мессир, – робко сказал он, высунувшись из-за двери. Тут же я услышала рев Мелихаро, явно видящего и слышащего все, что происходит в вверенному его попечению доме: "Так подойди к господину и подай письмо ему в руки, дубина!".

– От главы кафедры! – воскликнул Аршамбо, взяв письмо и распечатав его. – О, да это касается вас, мессир Леопольд... Вот дьявольщина...

Тон ученого чародея сразу же не понравился нам с Леопольдом. Мы тревожно переглянулись, и магистр спросил, придав своему лицу выражение, которое считал деликатным – на самом же теле то была хитрая подобострастность, свойственная котам, пойманным у кувшина со сметаной:

– В чем дело, мессир Аршамбо?

– На вас жалуются, – ответил маг, недовольно хмурясь. – Кто-то из наших коллег по кафедре читал лекцию в той же аудитории, что и вы, но ближе к вечеру. И оказалось, что там полно воды, причем воды весьма удивительного вида – разноцветной и фосфоресцирующей. Адепты вынуждены были сидеть на скамьях, подобрав ноги, а лектор утверждает, что простудился из-за этого происшествия, так как промочил ботинки, и это еще полбеды – его ноги теперь разных цветов, что покудова не удалось исправить даже главному целителю Академии... Меня вызывают на разговор с главой кафедры по вашему поводу, мессир. Досадное обстоятельство, я надеялся держать вас подальше от этих склок, но клевета и наветы – излюбленное оружие нынешних преподавателей... Хорошо, что силы ко мне вернулись! Я немедленно отправлюсь в Академию. Быть может, получится все замять... Где