– Нет нужды, хранитель Спиннок Дюрав.

Солдат кивнул.

– Прибыл по вашему повелению, Владыка, как самый высокопоставленный офицер Предела.

– А где Калат Хустаин?

– Произошел инцидент у врат, Владыка.

– У врат Старвальд Демелейна? Я о нем не слышал.

– Он отправился туда всего неделю назад.

– Тебе известно, что это за инцидент?

– Мы получили весть от смотрящих. Никакой срочности или угрозы, Владыка. Возмущение чужеродных энергий. Незначительное, но обратить внимание стоит.

– Что ж, хорошо. Значит, Спиннок Дюрав, послужишь мне ты.

– Готов исполнить любую вашу волю, Владыка. Что прикажете?

Аномандр ответил, и от веселости на лице солдата не осталось и следа. Сандалат не помнила, чтобы он когда-либо потом улыбался.

В лесу было тихо, но за пределами этой тишины скрывался ужас. Вода сочилась из мха, ручейками стекала по стеблям плюща, оплетающего стволы деревьев, лилась дождем из туч где-то над пологом. Вифал радовался прохладным каплям, сладким поцелуям небес. Они напоминали ему, что есть места помимо тронного зала с женщиной, которую он оставил, и усеянного трупами, залитого кровью Первого Берега, который ждет впереди. Увы, радость была недолгой, ведь лес всего лишь узкая полоса между одним несчастьем и другим. Очень скоро Вифал заслышал звуки битвы, а из-за исполинских древних деревьев проступало сияние. Место, где кончается мир.

Для всех нас.

Вифалу надоело, что Сандалат влезает в его сны, надоело, что все вокруг требуют, чтобы он воспользовался своей любовью к ней как орудием угрозы и подкупа. Правильно Санд прогнала его. Пусть теперь с ней разбирается Мать Тьма.

Извилистая тропа сначала пошла вниз, потом поднялась на гряду, что возвышалась над Первым Берегом. Звуки сражения все нарастали. Цепляясь за выступающие корни, Вифал преодолел подъем, и его глазам предстало зрелище, от которого ноги подкосились, а сердце сжало ледяной хваткой.

Видел ли подобное хоть кто-нибудь? Ковер из семи тысяч трупов. Летерийцы. Шайхи. А у подножия Светопада, по обе стороны от разрыва, груды мертвых и умирающих лиосан. Сколько их? Десять тысяч? Пятнадцать? Количество казалось невероятным. Он мог сколько угодно повторять эти числа про себя как мантру, переводя взгляд с погибших на тех, кто еще сражается у самого разрыва, лишь бы не уступить лиосан ни пяди Берега, но это все равно было за гранью его понимания. Даже когда пришло осознание.

Это не что иное, как последняя битва. Они наступают. Мы погибаем. Остатки народа, которому грозит полное уничтожение.

Вифалу вдруг захотелось развернуться и пойти в Харканас, во дворец, в тронный зал… а что потом? Она не виновата. Здесь ей ничего не нужно. Нижние боги, Санд, теперь я начинаю понимать причину твоего безумия. Никто не отступит, что бы ты ни говорила. Ты можешь хоть вспороть себе горло прямо на троне – это ничего не изменит. Люди будут защищать твой труп. Мертвое тело на троне мертвого города. Им уже давно не нужна причина.

Я должен был это понять.

Между погибшими и умирающими бродили две девочки, с ног до головы выпачканные красным. Одна визжала, словно хотела исторгнуть из себя весь звук без остатка, убить его навсегда. Вторая просто шла, зажав уши руками.

Резервов не было. У разрыва сражались все, кто остался, во главе с Йеданом Дерригом. Но где же Йан Товис? Что стало с королевой шайхов? Если она жива, то в той жуткой мясорубке Вифал ее разглядеть не мог. А если она погибла, то ее тело давно погребено под телами подданных.

Вифал тяжело дышал, сердце бешено колотилось. Рукоять палицы стала влажной. Вифал опустил ее на землю и потянулся к шлему с забралом, который болтался на ремне. Повозившись с застежкой, словно пальцы вдруг забыли, как сгибаться, он натянул шлем на голову, ощутил его вес. Затем застегнул его под подбородком; железное кольцо больно цеплялось за бороду.

Шум битвы приутих, превратился в далекий шелест прибоя на невидимом берегу. С громким скрипом Вифал опустил забрало, и поле зрения стало мозаикой хаотично изогнутых прорезей. Пространство под металлом заполнило гулкое дыхание.

Вифал подобрал палицу, выпрямился и, прикрывая левый бок щитом, двинулся вперед.

Тело как будто подчинялось кому-то другому. Ни ноги, которые сами собой вынесли его на песок, ни глаза, ищущие путь между бледными неподвижными телами, ни руки, держащие щит и палицу, больше не слушались. Кто идет в такую бойню по своей воле? Нет, тебя захватывает какая-то сила, превращая в марионетку. А ты смотришь на себя, идущего вперед, и не веришь своим глазам. Страха нет – вместо него пустота. Рев снаружи стихает, его перекрывает рев внутри: сердце, дыхание. В горле такая сухость, что мать родную убьешь за глоток воды. Хотя нет, конечно, не убьешь, ведь так нельзя, – и от этой мысли хочется смеяться. Но и смеяться тоже нельзя: если начнешь, то прекратить уже не сможешь.

Так ли было в моем первом сражении? Может, поэтому я столь мало помню? Одни мгновения, и то лишь когда они хватают тебя за горло, заставляя видеть то, что ты не хочешь видеть, и вспоминать то, о чем мечтаешь забыть?

Так было или не так?

Теперь он шел не по песку, а по наваленным друг на друга телам. Они были холодные, твердые; подошвы и колени Вифала оставляли на них вмятины, как на глине. А потом он увидел нестройную шеренгу летери и шайхов – кто плелся, кто полз, кто пытался выбраться из-под груды тел. Все до единого зажимали свои раны. Вифал думал, что увидит слезы, отчаяние, но нет, глаза воинов были сухи, и в них было только мучение. Сквозь шум в шлеме он слышал не плач, а стоны боли. И все. Ничего лишнего.

Будь в мире только один бог и только один голос, он бы издавал именно такой звук – чтобы прекратить это безумие.

Впрочем, Вифал, взгляни правде в глаза. Мы бы не стали слушать.

Он прошел мимо изможденных и израненных соратников, протиснулся в кучу, которая то наступала, то откатывалась. От вони закружилась голова. Бойня, отхожая яма, пол в доме у рудомета. Можно задохнуться. Вифала чуть не вырвало, но нет, в шлеме он постарается сдержаться.

Со всех сторон его окружали лица. Все молчали, а взгляды были пустыми – самыми пустыми, какие Вифал только видел. И каждый воин стремился вперед, стремился заполнить собой брешь, которая всегда где-нибудь возникала. Этим он как бы говорил: Хотите убить нас всех, убейте и меня. Только не думайте, что это будет легко.

Вдруг Вифал почувствовал, что готов. Иди, пока не упрешься в препятствие. Затем стой, пока не упадешь. И кто сказал, что жизнь – сложная штука?

Скрытые течения вынесли его на левый фланг, далеко от неподвижного узла в центре, откуда доносился хохот меча, впитавшего в себя все безумие Берега до последней капли.

Вифал заметил Коротышку и не сразу ее узнал. Прежней красоты, озорного взгляда больше не было. Лицо покрывала жуткая маска: влажная кровь поверх запекшейся крови, поверх крови, которая превратилась в черную корку. Сквозь рассеченную щеку проглядывали стиснутые зубы. Коротышка командовала своим флангом – без былого задора, но расчетливо и эффективно.