Ничего особенного, привычные крабы, крупные и мелкие ракушки, проплыла пара медуз, колышут стеблями неопрятного вида водоросли на крупном камне…

Глаз поймал нечто непривычное, я уставился в ту сторону, что-то вроде длинного вытянутого мешка, что стремится всплыть, но это не мешок, совсем не…

Сердце застучало чаще, я подплыл быстрее. Из рыхлого ила и песка вверх идет толстая железная цепь, а другой конец приклепан к толстому кольцу на ноге… женщины.

Она с закрытыми глазами и бессильно опущенными руками едва заметно покачивается в теплой воде. Роскошные золотые волосы с зеленью стремятся вверх и колышутся, словно щупальца медузы.

Я проплыл вокруг, не придумал ничего лучшего, как ухватить короткими ластами за цепь, потянул с силой. Очень неохотно подалась моим усилиям, из песка появилась массивная наковальня.

Женщина выглядит так, будто только что заснула. Я присмотрелся и охнул: на шее медленно бьется жилка, словно сердце все еще работает, хотя это какая-то дикость, мы же в полумиле от поверхности, здесь ко всему еще и давление, я же чувствую…

Цепь заскрежетала, я пытался ее рвать, грызть, ломать и перекручивать звенья. Наконец в челюстях хрустнуло, это же надо, какие у меня зубки, я ухватил женщину передними плавниками и пошел наверх.

Она не открывает глаз, но я чувствую, что в ней еще теплится жизнь, ума не приложу, как это можно… но сейчас важнее другое, как вот вылезу таким да еще с подобным уловом…

Наверху появилось мутное пятно, я замедлил подъем, это же утро, я весь остаток ночи спускался да присматривался, ну я и орел… подводный, мне сейчас самое то показаться на глаза команде.

Сосредоточившись, я начал твердить себе, что рыбой хорошо, а человеком лучше, изволю вернуться в свое предыдущее тело, изволю немедленно, вот прямо сейчас…

Я перевоплотился даже чуть раньше, успел хватить воды, а женщину выпустил из рук, но, к счастью, перехватил конец цепи. Вынырнул на поверхность, корабль далековато, я начал орать и размахивать руками, цепь тяжела и тащит вниз…

В двух шагах всплыло женское тело, мне стало чуть легче, цепь держим вместе, но все-таки долго так не выдержим…

Нас заметили, как мне рассказывали, почти сразу вахтенные на высоте и сразу же подняли крик. На палубе принялись спешно спускать лодку.

Я изнемогал, удерживая женщину на плаву, когда к нам подплыли и помогли перевалиться через борт, а потом втащили обрывок цепи. Женщина оставалась неподвижной, лицо изнуренное, ни кровинки, очень худая, мокрое платье выдает не только торчащие ключицы, но и ребра. Глаза запали в темные пещеры, губы фиолетовые, подбородок заострился.

На меня посматривали со страхом, один из матросов пробормотал пугливо:

– Морская дева?

– Морских не топят, – пробормотал я.

Он с недоумением посмотрел на цепь у ее ноги.

– Может быть, ее просто посадили на цепь? Чтоб не кусалась?

Второй сказал с нервным смешком:

– Греби быстрее! А то вдруг очнется раньше, чем доплывем…

Я все еще дышал хрипло, приводя себя в порядок, в голове рой мыслей, но ни одной умной. Весла ударялись о воду все чаще, рулевой покрикивал, задавая темп.

Корабль приближался, через борт свешивались любопытные, едва не выпадают. Глаза у всех обалдевшие, по взмаху руки шкипера Нелля вниз полетели две веревочные лестницы.

Мне помогли уцепиться первому, женщину я перебросил себе через плечо, другим доверять рискованно. Сизифу и то легче подниматься в гору, но сверху опустились руки и помогли перевалиться через борт вместе с грузом.

Матросы обалдели, когда я опустил ее на палубу. Голова незнакомки красиво откинута, длинные мокрые волосы оттягивают ее с такой силой, что может переломиться хрупкая шея. Я бережно поддерживал, как младенца при купании, у них такие же непропорционально тяжелые головы.

Примчался и ликующе напрыгнул Бобик, горячий красный язык начал усиленно облизывать лицо. Я лежал и отплевывался водой, все-таки надо делать вид, что и сам почти утонул.

Сэр Торкилстон осторожно отстранил Адского Пса.

– Тихо-тихо, ты мешаешь…

Вокруг столько народу, словно на городской площади. Я поднялся на колени и склонился над женщиной.

Такие на кораблях не бывают даже по случайности, их нет даже в портовых городах, а если такая вот и появилась бы в семье простых крестьян, ее гордую красоту быстро бы заметили, и дальше она жила бы в замке или дворце. Аристократы потому красивее и сильнее простолюдинов, что у них есть возможность выхватывать вот таких и вводить в свои семьи.

С мостика спустился, грузно ступая, Ордоньес. Перед ним расступились, он приблизился и застыл в немом изумлении.

– Что стряслось? – прогрохотал надо мной его адмиральский голос.

– Я увидел что-то в море, – объяснил я, – показалось, что женщина… Слез потихоньку, я не умею прыгать с высоты, а у вас тут такие высокие борта… Ну, оказалось, что прав. Но корабль хоть и стоит на месте, но я как-то отплыл за нею, что ли…

Он проворчал:

– На рассвете расстояния обманчивы… Но все-таки вы… не очень-то… это было совсем не умно… и слишком рискованно…

– Знаю, – сказал я с раскаянием. – Но я столько дней просидел за рабочим столом, словно писарь какой шелудивый! Теперь просто зудит совершить какую-то грандиозную дурь, да чтоб побольше и помасштабнее!

Он хотел что-то сказать еще, но женщина тихо простонала, закашлялась, изо рта хлынула вода. Бобик угрожающе заворчал. Я перевернул ее вниз лицом и подставил под живот колено, так нас учили помогать утопающим. Она закашлялась сильнее, вода под давлением хлынула широкой струей.

Дождавшись, когда отплюется и начнет приходить в себя, я поднял ее на руки и сказал властно:

– Отдохнет в моей каюте.

Бобик зарычал громче, матросы смотрели с ужасом, Ордоньес крикнул вдогонку:

– Сэр Ричард, это же морская ведьма!

– Все женщины ведьмы, – крикнул я достаточно бодро, – так какая разница, морская или сухопутная?

Он внезапно хохотнул:

– Может быть, вы и правы.

Сэр Торкилстон поспешил впереди, открыл суетливо двери, а когда вошли в каюту, сказал со вздохом облегчения:

– Как же вам верят!.. А могли бы обоих за борт.

– За что?

– Женщина на корабле! Жди несчастий.

– Нам всего лишь обогнуть Зуб Сатаны, – заверил я. – Это не плаванье! Ничего не успеет случиться.

– С вами и не случится?

Я уложил женщину на свое ложе, она зябко вздрагивала и смотрела то на меня, то на сэра Торкилстона большими испуганными глазами. Бобик грозно рычал, не сводя с нее багровых глаз, шерсть поднялась дыбом.