— Смотрите! — воскликнул Ромул, увидев знакомый алый плащ. — С ними Цезарь!

— Наверное, хотят ему что-то показать, — предположил Атилий.

Как и многие командиры в Двадцать восьмом, Атилий был ветераном Десятого, самого любимого Цезарем легиона, — ветеранов отобрали в Двадцать восьмой якобы для того, чтобы неопытным солдатам было у кого поучиться стойкости и дисциплине, однако в войске поговаривали, что именно эти легионеры несколькими месяцами раньше подняли бунт и потому их теперь убрали из родного Десятого, уничтожая ядро мятежа. Как бы то ни было, Атилий как воин вызывал у Ромула восхищение и напоминал ему Бассия — старого центуриона в парфянском походе.

Ромул глянул через плечо: оставшиеся полдюжины галлов скакали к хвосту колонны — и дальше по дороге.

— Цезарь послал за подкреплением! — догадался он. — За конницей и лучниками! Будет битва?

Атилий окинул юношу одобрительным взглядом. История о рабе, отправленном на арену умирать и вместо этого заслужившем свободу, успела облететь Двадцать восьмой задолго до того, как Ромул прибыл в Лилибей. Памятуя прошлое, его отправили в другую когорту, и Атилий как старший центурион остался им доволен: крепкий новобранец послушно подчинялся приказам и четко выполнял обязанности, правда, этим он не отличался от большинства легионеров, так что Атилий ждал подходящего случая, чтобы присмотреться к юноше пристальнее.

— Так и есть, — подтвердил он. — О голодном брюхе придется пока забыть.

— Слушаюсь, — официально ответил Ромул, почуяв в ответе холодок — такой же, какой порой сквозил в словах новых товарищей, недолюбливавших его из-за слишком явного благоволения Цезаря. Открытой вражды никто не выказывал, с Ромулом лишь не пытались завязать дружбу. И как ни огорчали юношу завистливые взгляды, он старался не обращать на них внимания. Впрочем, большинство легионеров все же невольно им восхищались. В когорте частенько шутили, что именно Ромула-то и выставят против вражеских боевых слонов, которых у Помпея, по слухам, насчитывалось около ста двадцати. Ромул сносил подначки без обид, зная, что с них-то частенько и начинается воинская дружба. А уж совместный бой только ускорит дело.

Близкой дружбы Ромулу не хватало: он остро переживал смерть Петрония, которая напоминала о разрыве с Тарквинием и бередила старую боль из-за гибели Бренна. Петрония спасти не удалось, но Ромул хотя бы сделал что мог, а ведь о том, чтобы остаться с Бренном, юноша даже не подумал. Почему? Вопрос не шел из головы, почти вытеснив даже ощущение новообретенной свободы. Ведь Ромул тогда бежал как трус, вместо того чтобы погибнуть с побратимом. И отговорка, будто их с Тарквинием побег был угоден Митре, казалась теперь слишком легкой.

Через минуту после того, как Цезарь скрылся из виду, в середине строя запели букцины.

— Слышите? — хищно усмехнулся Атилий и взревел: — К бою!

По рядам пробежало опасливое оживление: если командующий, отъезжая, оставил приказ трубить — значит, неприятель где-то близко.

Перехватив дротик поудобнее, Ромул встал плечом к плечу с товарищами. Он то и дело оглядывал горизонт, стараясь не выпускать из виду Цезаря с галлами, которые скакали в облаке пыли, уменьшаясь на глазах. Напряжение росло: только явиться в Африку — и сразу встретить войско Помпея… Любой понимал, что битвы не миновать.

Галльские конники придержали лошадей на вершине пологого подъема, и легионеры, взбираясь по длинному склону, различили Цезаря, который остановился оглядеть окрестности. Командующий оживленно втолковывал что-то предводителю галлов, указывая рукой на разные участки местности, видимо важные для задуманного дела. Обернувшись к когортам, Цезарь улыбнулся, и легионеры невольно ускорили шаг.

Шедший впереди Атилий первым ступил на вершину и, разглядев армию Помпея, невольно ахнул. Следом за ним поднялся и Ромул.

Цезарь стоял у кромки просторной равнины, на дальнем конце которой, примерно в полумиле, застыла широким строем армия, неизмеримо более многочисленная, чем войско Цезаря.

Атилий, взглянув на побледневших легионеров, почуял их страх.

— Цезарь знает, что делает! — взревел он. — Он не станет без нужды соваться в битву с целой ордой!

Ромул в замешательстве огляделся. Еще неизвестно, будет ли сражение, а легионеры уже дрогнули. Начало не из обнадеживающих. Правда, Атилий не прекращал речей, то ободряя своих, то понося врагов, и легионеры, успокоившись, воспрянули духом.

Хотел ли Цезарь вступать в битву или нет — он не мог сделать вид, будто не заметил армии Помпея, развернувшейся так близко. По сигналу горнистов когорты выстроились в длинную линию по образцу вражеского войска — с той лишь разницей, что строй такой же длины получился глубиной лишь в одну когорту. Видя такое отступление от обычной тактики, требующей как минимум двойного строя перед лицом противника, легионеры встревожились еще больше.

— Цезарь, наверное, опасается, что обойдут с флангов, — шепнул Ромул соседу справа, Сабину, с которым успел свести дружбу.

— Еще бы, — проворчал тот. — И не забудь, что конницы на флангах у нас нет.

Невысокий брюнет с решительным подбородком, Сабин воевал на стороне Помпея при Фарсале, а потом, подобно тысячам прочих, сдался Цезарю и принес ему клятву верности. С тех пор им пришлось повоевать и в Египте, и при Зеле, однако то были войны против внешнего врага. Теперь же пришел черед сражаться против солдат, плечом к плечу с которыми ты воевал прежде.

Атилий, опытный командир, почуял неуверенный настрой бойцов и перевел в первую шеренгу сначала сигниферов, а затем и аквилифера. При виде серебряного орла легионеры оживились, послышались горделивые клятвы не отдать врагу главное достояние легиона. Сам Атилий вместе с помощниками, с которыми успел переброситься словом, пошел вдоль строя: обращаясь к солдатам по имени, он одних трепал по щеке, других хлопал по плечу, припоминал их заслуги и называл смельчаками.

Цезарь ехал верхом вдоль передней шеренги Пятого легиона — галлов, которым он за верную службу некогда даровал римское гражданство. Слов его Ромул не слышал, зато ветер доносил ликующие ответные крики легионеров.

Теперь войско Цезаря, уже готовое к бою, ждало ответного шага Метелла Сципиона.

Ждать пришлось недолго.

К изумлению Ромула, крупные участки строя, издалека похожие на плотные пехотные ряды, оказались отрядами нумидийской конницы, которую Сципион ловким маневром сумел скрыть от противника. Едва армия пошла вперед, внушительные конные отряды вырвались на фланги, а между ними бежали на врага тысячи солдат — легковооруженная нумидийская пехота.

Теперь сражения не избежать: Сципион, жаждавший боя, добился своего. Тонкая линия войска Цезаря, донельзя растянутая вширь, все равно оказалась короче вражеского фронта, ее вот-вот грозили обойти с флангов нумидийские всадники. Отказываться от битвы бесполезно: тогда неприятель оттеснит их обратно к Руспине. А принять бой — почти наверняка сгубить войско. Как было с Крассом при Каррах. Ромул горько усмехнулся: вот уж повезло служить под началом двух полководцев, нарвавшихся на поражение из-за нехватки конницы…