То есть все эти рассуждения к чему? Петр и без этой поганой сберкассы человек богатый, ему грабеж ни к чему. Он и до грабежа тратил на Анюту большие деньги, дуриком свалившиеся ему на голову. А вот если кто начнет шиковать теперь, того Бушуеву и надобно хватать, тащить за решетку. Только так и надо поступать, а не рыть яму для безвинных людей!

Платье Анюты уже промокло от брызг, ее трясло от пронизывающего ветра – когда лодка быстро бежит по реке, жарко не бывает! – а того пуще, от собственных беспокойных мыслей, и она вздохнула с облегчением, увидев поворот в любимую Петром протоку.

Здесь он всегда рыбачил. Это было его место. Наверняка и сейчас он тут.

Анюта повернула лодку налево, и, как ни была она встревожена, напугана, взбудоражена, ее обдало теплом при мысли о близкой встрече с Петром, а на сердце вдруг стало легко и спокойно. Впрочем, ненадолго – потому что она прошла всю протоку, туда и обратно, а не обнаружила никакого следа Петра. Пристала в одном месте к берегу, поаукала, покликала, но никто не отозвался. Анюта сидела в лодке, растерянно озираясь, и только теперь, словно впервые, заметила, как изменилась Заманиха. Она, как и все окрестные жители, привыкла к причудам реки, но женщины все-таки меньше были связаны с ней, чем мужчины, они больше глядели на ее бегучие, непостоянные волны с высокого берега, на котором стояла деревня, они не мотались по притокам и протокам, река была необходимой частью женской жизни, это правда, но не соучастницей, какой она была в жизни мужской.

Анюта подумала: а может быть, не Петр сменил место, а она сама заблудилась? Повернула не там, пристала не к тому берегу? Вроде бы вон с той стороны должны быть тальниковые высокие заросли, а вместо них из воды торчат какие-то охвостья. Наверняка Анюта просто ошиблась: надо выйти в основное русло и попробовать пошнырять по проточкам, авось где-то и наткнется на Петра. А еще иногда надо останавливаться и слушать реку – в такой звонкой, солнечной тишине, как сегодня, рокот чужого мотора будет слышен далеко-далеко, может быть, и удастся сообразить, где сейчас находится Петр.

Но для начала Анюта еще немного прошла по руслу и свернула в первый попавшийся рукав. И тут же пришлось выключить мотор, потому что рукавчик был узкий и ветви подмытых, накренившихся тальников сплелись так низко над водой, что образовали как бы тоннель, который мог таить в себе невесть какую опасность и неожиданность. А вдруг поперек протоки вынырнул топляк или принесло течением развалистую коряжину? Наскочишь – все, лодке конец, а может, и тебе самой. И даже если останешься жива, как выберешься отсюда, из дальней заводи, если затопишь «казанку»? Нет, уж лучше поосторожничать.

Как только лодка перестала двигаться, сразу утих встречный ветер, и Анюте мгновенно стало жарко. Ох, какое высокое солнце! И ни ветерка, даже не шелохнется волна. Заманиха дремала в берегах, словно ленивое зеркало. Анюта опустила руку в воду, смочила лоб и взялась за низко нависшие ветви.

Подтягиваясь за них, она без особого труда двигалась вперед вместе с лодкой, удивляясь, какая тишина воцарилась вдруг после шума-треска лодочного мотора. Чуть слышно плескалась вода, завиваясь меж стволов и ветвей, позванивала о замершие лопасти двигателя, постукивала в борт лодки. Солнце пронизывало густую листву и пятнало руки и плечи солнечно-зелеными брызгами. Длинные, узкие листья вплетались в ее распушившуюся косу, как ленты, и Анюте вдруг захотелось остановиться, не плыть дальше, затаиться здесь, в этой звенящей, зеленоватой тишине и покое. Но тоннель из тальниковых ветвей уже близился к концу, и вот перед ее глазами открылось солнечное, слепящее пространство тихой заводи с высоким песчаным берегом.

Берег был пуст, сколько хватает глаз: ни лодки, ни палатки, никакого намека на то, что здесь побывал Петр. Ну что ж, значит, надо вернуться в основное русло и продолжать искать его в других протоках. Или вообще отправиться домой.

Анюта еще не решила, что будет делать, а потому втягивала лодку обратно под своды ветвей медленно, все еще обшаривая взглядом заводь. Вдруг ей показалось, что берег здесь какой-то странный. Чудилось, белый, чистый песок (Заманиха славилась своим сияющим песочком!) сделался пестрым, разноцветным. Она зажмурилась, не веря своим глазам, встала в лодке во весь рост и подалась вперед, силясь рассмотреть, что это. Никогда не видела ничего подобного…

И вдруг ее словно ударило догадкой – такой жуткой догадкой, такой невероятной, что Анюта потеряла равновесие и плюхнулась в лодку, от боли и неожиданности громко вскрикнув. И в следующую минуту она увидела, что заросли тальника, окаймлявшие песок, задрожали: кто-то пробирался сквозь них.

Анюта рванула тросик, мотор взревел, она заложила крутой вираж по заводи и ринулась под сплетение ив, низко наклоняясь, почти лежа в лодке, чтобы уберечь голову от ветвей, так и норовивших рвануть за волосы. Пронеслась сквозь зеленый тоннель и на миг ослепла – так ударило по глазам солнце. Закружилась голова, и Анюта заглушила двигатель, пытаясь понять, куда надо поворачивать, – от потрясения она потеряла ориентировку. И вдруг до нее донесся звук, заставивший облиться холодным потом: рокот мотора невдалеке.

Да, невдалеке! В той самой заводи, из которой она только что выскочила!

Значит, там кто-то был, просто лодка его была отведена в глубь протоки, спрятана, скрыта. Но, услышав крик Анюты, а потом внезапный рев двигателя, он понял, что обнаружен, и теперь рвался догнать человека, открывшего его убежище.

Зачем? Анюта не задумывалась над ответом. Затем, чтобы прикончить свидетеля. Убить так же, как он прикончил милиционера Лукьянова! Анюта не сомневалась: за ней гонится тот, кого ищет Бушуев. Он не в селе остался – он, этот неведомый убийца и грабитель, преследует ее!

Панически взвизгнув, она снова завела мотор и понеслась очертя голову, потеряв всякое соображение, даже не заметив, что свернула не против течения, как следовало бы на возвратном пути в деревню, а ринулась по течению, удаляясь от Заманихи…

Только это и спасло ей жизнь. Потому что убийца, выскочивший из своего укрытия через какую-то минуту после Анюты, увидел только стремительно удаляющуюся «казанку» и сгорбленную спину какого-то человека. Женщина? Ему почудился женский крик… Кого сюда могло занести?! Он вскинул ружье, прицеливаясь… и опустил его. Не потому, что был уверен: его и всего остального не видели. Не потому, что узнал девушку и пожалел ее. Кто бы ни оказался в той лодке, для фигуранта это был всего лишь враг, от которого надо избавиться. Просто на всякий случай, чтобы избежать непредвиденных осложнений. И фигурант знал, что свалил бы этого врага одним выстрелом, подобно тому, как охотник из сказки убил одним выстрелом свою неверную возлюбленную. Он тоже великолепно стрелял. Но…

Но в следующую минуту его проворный ум заставил руки опустить ружье и вновь затащить лодку под зеленое сплетение ивовых ветвей.

Нельзя убивать незнакомца, нельзя. Тело вряд ли упадет в воду – его унесет лодка, то есть пуля останется в спине и сможет вывести на убийцу. Слишком рискованно. А преследовать «казанку», чтобы утопить труп, тоже нельзя. Время не ждет, оно нужно ему сейчас совсем для другого.