Жаль, он не знал телефона Кислицыных. Чем ближе к делу, тем больше его это беспокоило: раз в этом неприятном районе были люди, которые с уважением относились к Кислому, то наверняка были и неприятели. Вчера повезло — завтра не повезет.

Антон решил выждать. Если бы Петя ему позвонил, чтобы спросить что и как, тут бы они и договорились о встрече. Без риска и суеты. Звонка не случилось.

А через день после концерта, когда Антон курил около здания своего института, у него стрельнул сигарету почти незнакомый однокурсник. Маяков не отказал. Парень затянулся и, доверчиво глядя на благодетеля, сказал: «Как же тяжко, брат, когда запланированный трах срывается». Антон не мог не поддержать беседу.

Толя Крипун оказался удивительно компанейским человеком. Он был не москвич, жил в общаге и знал там всех веселых девчонок. Антону все это казалось крайне интересным. А еще больше ему понравилось то, что новый товарищ с невероятным почтением выслушал рассказ о концерте «Пинк Флойд», потом поддержал беседу о том, как развиваются события на Съезде народных депутатов, и вообще с ним было нормально тусить.

А Петя — ну не позвонил и не позвонил. Такой друг значит, был да сплыл.

Антон так никогда и не узнал, что Пепел и его друзья, проводив нежданного приятеля на метро, пошли поискать еще пива и нарвались на каких-то казанских заброд. Короткую, но яростную битву прервало появление наряда. У районного милицейского начальства давно уже копилось зло на «сальников». Пепел и его друзья по совокупности заслуг сели на пятнадцать суток. К моменту выхода они и думать забыли о странном приятеле Кислого. А Петя, потеряв на время друзей, поехал поискать, нет ли интересной машины покататься.

2003 ГОД

Станислав Линькович, Антон Маяков, Петр Кислицын, Дмитрий Хубариев

Станислав Линькович

(29 МАРТА, АЛБАНИЯ — РОССИЯ, 3:1)

Федор Петрович прощался с банком на широкую ногу. Был снят большой клуб в самом начале проспекта Мира с видом на Аптекарский огород. На первом этаже расположили публику попроще, на втором — банковскую знать.

С этажа на этаж перемещение считалось свободным, в небольшую импровизированную ложу, где сидело правление, доступ несколько ограничили. Для банковских девушек препятствий не было. Три миловидные операционистки внимательно слушали рассказ Федора Петровича о тонкостях рыбалки на Байкале.

Отставка выглядела логичной: политический ресурс предправления иссыхал, его друзья постепенно сваливали из правительства и «Газпрома». Былых возможностей хватило на благотворительный фонд, который Федор Петрович и собирался возглавить.

В преемниках с ужасом ждали Косиевского. Работать с ним желали немногие.

Стаса среди них не было точно. Константин Николаевич Косиевский его ненавидел. Просто так достать доверенного служащего Феодосия было невозможно, но как-то бы Стаса да подставили и выперли. Линькович надеялся на личную беседу и возможность назвать Косиевского по заслугам: злобным и тупым муделем.

Стоя на балконе, Стас с интересом наблюдал, как кандидат в цари фланирует по первому этажу, заставляя себя любезно улыбаться банковской черни. Получалось не очень.

Небольшая вереница прихлеб вокруг нового босса норовила то подлить вина в бокал, то зажечь сигарету, то вовремя рассмеяться тому, что Косиевский искренне считал шутками. Больше всех старался Кряжев, бывший начальник, а ныне главный, после Косиевского, ненавистник Линьковича.

Через месяц после того, как Стас перешел в фактическое подчинение к Феодосию, Кряжев таки засыпался на девках. Жена уехала к родителям, тесть наорал на распутного зятя, и как-то сразу об этом стало известно в банке. Уволить не уволили, но на ниточке подвесили. Вскоре брак восстановился, но положение начальника Департамента непрофильных активов так и осталось ненадежным.

А тут как раз и начался взлет Линьковича — этого Кряжев простить уже никак не мог. «Я его всему научил, а он меня подсидел», — сетовал бывший начальник Стаса, упрекая его в административной и человеческой непорядочности. О каких науках шла речь, оставалось неясным. Линьковича не очень любили, потому что он не стремился ни с кем дружить. Но квалификацию и работоспособность в банке признавали, а создание дочки привело к обилию вакансий, первыми на замещение которых были ветераны организации. Про участие в этом Стаса знали не хуже, чем про семейные неприятности Кряжева.

За свои перспективы по жизни Линькович не волновался. Строительство розничной сети дочки оказалось крайне увлекательным, а главное, полезным делом. По рынку полз слушок о новом эффективном менеджере. При начинающемся голоде на кадры без работы он бы не остался. Карина ждала второго ребенка, но после того как Стас стал зарабатывать всерьез, ее семья решительно переменила отношение к зятю и все хозяйственные заботы по дому упали на плечи Карининых тетушек. Да и жена с ростом доходов становилась все более понимающим и чутким человеком.

— А ты что же не спешишь присягнуть на верность? — клекотнуло над ухом. Феодосий сделал глоток из стакана, в котором болталось несколько кубиков льда. — А ведь совсем не факт, что у этого господина все получится, он себе, наверное, уже заказал табличку на дверь, но все совсем не факт.

— Почему? — спросил Стас и тут же проклял себя за торопыжность.

Феодосий если уж брался о чем-то говорить, в посторонней помощи не нуждался.

— В бизнес на высокую кочку надо приходить либо с большими связями, либо с большими деньгами, либо с хитрой головой. А чтобы занять совсем высокую кочку, надо, чтобы сочеталось хотя бы два, а лучше три обстоятельства. Вот Федор Петрович, — за спиной как раз поощряюще взвизгнула одна из операционисток, — и деньги привел, и с Виктором Степановичем неплохо знался еще с газовых времен, да и голова была дай бог каждому, пока совсем в космос не ушел. Но, кстати, то, что сейчас отступает, тоже ему в плюс, вовремя, не стал пнем гнить. — Феодосий закурил и глянул сверху вниз на Косиевского, тот как раз благосклонно выслушивал тост. — А у этого господина с мозгами… ну не очень, если не сказать — тяжко. Есть связи, хорошие, не поспорю, с комсомольскими дружками. Они сейчас в бо-о-ольшой силе. Но опять же у них, говорят, совсем бо-о-ольшие проблемы назревают…

Стас резко повернулся:

— Если у них будут проблемы, то нам надо бы часть их бумаг сейчас скинуть, а то ведь погорим.