Теперь избиением занялись все трое; Джардир обвивал мозговика с плавным и действенным изяществом шарукина, улавливая конечности демона серебряной цепью, словно связывал борова на празднике солнцестояния. Подземник упал на одно колено, затем ткнулся в землю лицом. Через секунду он перестал сопротивляться, и его аура поблекла. Арлен запер на замок еще два звена на горле, чуть ослабив захват, и убрал первый, давая потерявшей сознание твари неглубоко вздохнуть.

Они выдержали слишком тяжелый бой, чтобы позволить ей умереть.

Только после этого Арлен обратил внимание на окружающую обстановку – расколотые камни и обвалившиеся куски потолка. От хамелеона не осталось следа, кроме нескольких почерневших пятен на скальной породе.

На выходе продолжалась отчаянная битва. Шанвах, колчан которой опустел, а копье сломалось, держала в одной руке свой щит и отцовский в другой, обоими сдерживая натиск ломившихся в дверь демонов. От ее усилий под ногами пошел трещинами песчаниковый пол.

Шанджат стоял на шаг позади, держа арбалет. Шанвах посторонилась, открыв между щитами брешь, и Шанджат быстро выстрелил. Она немедленно закрыла проем, и отец, двумя пальцами оттянув тугую тетиву, вложил новую стрелу, после чего Шанвах развела щиты в другом месте, чтобы он направил ее туда.

Арлен с Джардиром не успели оглянуться, как Ренна обратилась в туман и метнулась к выходу. Арлен задохнулся, когда она миновала блокировавших дверь воинов легко, словно порыв ветра, и услышал шум битвы, завязавшейся по ту сторону. Напор ослаб, давая Шанвах и Шанджату перевести дух.

Затем усыпальница сотряслась: Ренна обрушила туннель. С потолка полетели увесистые камни, с тревожной скоростью посыпался песок, и усыпальница застонала.

– Пора уходить, – сказал Арлен.

– Каджи… – начал Джардир.

– …будет погребен навеки там, где его потомки победили самого сильного алагай, какого видел мир за тысячелетия, – закончил Арлен.

Джардир кивнул:

– Шанджат! Шанвах! Расчистите путь для отхода!

Оба воина отступили от двери. Шанвах бросила отцу его щит, и они побежали к потайному туннелю.

Ренна материализовалась рядом с Арленом. У нее это заняло чуть больше времени, чем у него, но она уже управлялась быстрее по сравнению с ним самим в первые месяцы, когда он экспериментировал с растворением.

Арлен хотел спросить о ее новых способностях, сказать, как он горд, как велика его любовь, но времени не было, и он положился на ауру – в ней все написано, и Ренна прочтет.

– Лети вперед и готовь лошадей, – велел он ей. – До рассвета нам нужно убраться на мили отсюда.

Ренна улыбнулась и подмигнула, затем опять обратилась в туман.

333 П. В., осень

Инэверу разбудило жужжание в ухе. Всегда спавшая чутко, и тем паче – в тревожные времена, последние дни она едва смыкала глаза и проснулась быстро.

Вибрировала сережка – из числа подарков, розданных самым доверенным советникам и слугам для связи с ней, а также для шпионажа. Ахман безмолвствовал с тех пор, как упал, и гора, на которой он сражался с Пар’чином, стояла далеко вне зоны доступа. Инэвера все равно не вынимала серьгу, молясь Эвераму на каждой заре, чтобы сегодня та зазвучала вновь, оповещая о возвращении мужа.

Но сейчас ожила не мужнина серьга. Инэвера приложила палец к ушному хрящику и начала отсчет в ожидании повторного вызова. Восемь. Для хаффита не существовало священных чисел.

Она до щелчка повернула висевший на кольце шарик, изменив расположение меток, которые окружали два полушария, скрывавшие фрагмент демоновой кости. Разомкнув звенья, она заговорила, зная, что ее слова отдаются в серьге-близнеце.

– Еще не рассвело, хаффит, – произнесла она тихо. – Твоему делу лучше быть важным, иначе я…

– Мне нравится изощренность твоих угроз, Дамаджах, но, боюсь, на них нет времени, если ты хочешь услышать новости до того, как они дойдут до ушей дамаджи.

Аббан, как всегда, говорил нагло, но резкий тон не оставил сомнений, что его вести подвергнут испытанию хрупкое правление Инэверы во времена, когда Красия едва ли могла себе позволить усугубление нестабильности.

– В чем дело? – спросила она.

– Я снаружи, меня окружила твоя милейшая охрана, и я не могу откровенничать, – ответил хаффит, – а новости лучше обсудить при личной встрече. Пожалуйста, распорядись, чтобы меня впустили.

Впустить его? В ее опочивальню? Ту, что она делила с самим Избавителем? Одним этим предложением хаффит призвал свою смерть. Простое проникновение в это крыло дворца, буде оно замечено, влекло за собой сотню намного худших кар. Не сошел ли он с ума?

Нет. Аббан был кем угодно, только не безумцем. Если он здесь, то лишь по причине уверенности в неотложности дела, которое стало бы важнее его жизни в случае проволочки. Инэвера быстро пошевелила пальцами, и через комнату метнулась тень. Вскоре Ашия вернулась с хаффитом.

– Говори, – сказала Инэвера.

Аббан бросил взгляд на Ашию, которая маячила рядом, не одобряя происходящего. Затем снова посмотрел на Инэверу и чуть повел головой в сторону двери.

– В миг, когда ты вошел в эту дверь, ты лишился жизни, хаффит, – предупредила Инэвера, – которую Ашия заберет, если ты не выкупишь ее в течение нескольких секунд.

Аббан побледнел, и обычная самодовольная улыбка слетела с его лица. Инэвера увидела, как его аура омылась внезапным страхом. Это не было маской.

– Говори, – повторила она. – Ашия охраняет мой сон. Я доверяю ей решительно во всем.

– Чины восстали, – ответил Аббан.

Она не сразу осознала услышанное. Восстание? Землепашцев?

– Это невозможно, – сказала Инэвера. – Немыслимо. Когда пришли наши войска, чины Форта Райзона раскололись, как стекло под молотком, а деревни сдались без боя. Они не посмели бы выступить против нас.

– Стекло разбить просто, – отозвался Аббан, – но после этого остается тысяча осколков, которые могут поранить беспечного.

У Инэверы засосало под ложечкой. Она сделала вдох, обретая центр.

– Что случилось?

– В семи деревнях подожгли шараджи. Все сразу, как только протрубили окончание алагай’шарак, – все воины и старшие най’шарумы находились на поле боя.

– Что с детьми? – спросила Инэвера.

Старшие най’шарумы – мальчики от двенадцати лет – участвовали в алагай’шарак как наводчики и сигнальщики, но младшим, от семи до одиннадцати, полагалось спать в казармах.

– Их вывели заранее, – ответил Аббан. – И красийцев, и чинов. Дама, которые за ними присматривали, зверски убили.