Представление о полном восстановлении здоровья порождает веру в чудо, вообще свойственную нелюбимым дочерям. Это начинается в детстве, когда они, подобно мне, фантазируют, как за ними придет «настоящая» мама. Они надеются, что настанет момент, когда все вдруг изменится, мать целиком и полностью примет их, окружит любовью, и больше ничего не нужно будет исправлять. Некоторым кажется, что лишь тогда они станут цельной личностью, но, к сожалению, на это не стоит рассчитывать, и, если даже такое случится, им все равно придется избавляться от последствий пережитого. Возможно, дело не только в завышенных ожиданиях и вере в чудо, главная проблема в том, как мы представляем себе исцеление и здоровье.

Японцы, создавшие искусство кинцуги, относятся к разбитым и сломанным вещам совсем не так, как западный мир. Когда повреждается ценный предмет, будь то «Ночной дозор» Рембрандта, «Давид» Микеланджело или семейная реликвия, мы всеми силами стремимся восстановить его в прежнем безупречном виде. Мы хотим, чтобы реставрация не оставила ни трещинки, ни зазора, чтобы предмет стал совершенно целым, как будто с ним ничего не случалось. Кинцуги придерживается принципиально иного подхода, которому мы можем последовать в самоисцелении.

Кинцуги, «золотая заплатка», – это техника реставрации керамических изделий с помощью лака и драгоценного металла, например золота. Считается, что она появилась в XV веке, когда сёгун отправил на реставрацию в Китай ценное китайское изделие и получил его с железными скрепами. Недовольный результатом, он приказал мастерам предложить более эстетичное решение. Со временем отреставрированные в технике кинцуги изделия стали высоко цениться, поскольку выделенные трещины и сколы свидетельствуют об их давней истории, превращая их в символы неостановимого времени, неизбежности перемен и возможности трансформации. Именно аспект преображения так завораживает в искусстве кинцуги: предмет, явно демонстрирующий свою историю, становится чем-то бо́льшим, чем был до повреждения, это уже иной объект, принадлежащий настоящему, но имеющий и идентичность, связанную с прошлым.

По моему убеждению, наши представления об исцелении и то, какими словами мы говорим о нем, непродуктивно. Мы надеемся, что исцеление сделает из нас «целостную личность», которую окружали любовью и заботой, что, честно говоря, невозможно. Эти ожидания питают нетерпимость к самим себе, когда какое-нибудь событие или переживание вскрывает старые раны или мы разочаровываем сами себя и действуем в соответствии со старыми привычными паттернами. Они подкрепляют нашу привычку к самокопанию, внушают чувство неполноценности в сравнении с теми, кто имел счастливое детство, не дают нашим ранам зарубцеваться и делают нас эмоционально зависимыми. Они приковывают нас к мыслям о том, какими мы были бы, если бы матери любили нас, из чего с неизбежностью следует, что мы неполноценны и уступаем любимым детям.

Я предлагаю, говоря об исцелении детских ран, представлять себе красивую чашку или вазу, отреставрированную в технике кинцуги, которая превратила ее трещины в сияющий узор, великолепный и уникальный. Этот образ поможет сосредоточиться на том, как наш прошлый опыт становится основой для нынешних переживаний, увидеть, как усвоенное в детстве защитное поведение управляет нашим поведением и выбором сегодня, даже сейчас, когда мы порываем с прошлым. Обычный человек и ваша сестра по несчастью, я, что ни день, замечаю, что мое детство до сих пор формирует меня, сегодняшнюю женщину, в очевидном и незаметном, хорошем и плохом. Я вижу на месте своих ран не шрамы, а ручьи, потоки и реки золота, серебра или меди – и улыбаюсь.

Как избавиться от дыры в сердце? Меняя свое поведение и фокус внимания, постигая собственный опыт, вы меняете свое отношение к ней, а она становится меньше. Я не верю, что от нее можно избавиться – думаю, что буду ощущать ее всю жизнь, – но могу заверить, что воспринимаю ее не так, как раньше. Ее заполнили моя любовь к другим людям и их любовь ко мне, дорогие мне места, книги и слова, которые меня смягчили, шум океана, запах свежевспаханной земли, красота цветов, смех моей дочери – я этого и не ожидала. Я воспринимаю эту пустоту в сердце иначе, потому что глубоко осмыслила ее влияние на меня и приняла женщину, которой стала, ребенка и девушку, которыми когда-то была.

Читательницы часто задают мне вопрос: «Вы никогда не задумывались, какой могли бы стать, если бы мать любила вас?» Честное слово, нет, поскольку этот вопрос не приведет ни к чему дельному ни меня, ни вас. С тем же успехом можно гадать, как сложилась бы моя жизнь, если бы я была миниатюрной блондинкой, обладала выдающимся музыкальным дарованием, стала бы блестящим математиком или вообще в чем-нибудь блистала, тогда как я высокая брюнетка, которой медведь на ухо наступил, неглупая, и только. Невозможно изменить фактическую сторону своей жизни. Однако есть продуктивный подход: проанализировать свое поведение в прошлом и понять, насколько детский опыт управлял вашим выбором действий и людей. Если сделать это объективно, не впадая в привычную самокритику и самобичевание, можно стать хозяйкой своей судьбы.

Если раньше вы не вели журнал самонаблюдения, сейчас самое время начать, а если вели, имеет смысл продолжить его в новой тетради. Исцеление предполагает постоянное углубление понимания определяющих событий жизни, складывающихся в связный нарратив. Соединяя их, мы словно заполняем золотым лаком кинцуги осколки разбитой чашки. Фиксируйте текущие события, обращая внимание на то, как ваше сегодняшнее поведение все больше освобождается от влияния прошлого. Это позволит выделить возвращающиеся схемы поведения и сосредоточиться на их изменении.

Путь исцеления от детства, прошедшего без материнской любви, поддержки и сонастроенности, долог и труден. Один из аспектов исцеления, о котором редко упоминают, – горевание по матери, в которой вы нуждались, которую вы хотели видеть рядом и которую заслуживали. Последнее слово – ключевое для понимания того, почему этот аспект не дается многим женщинам: они не считают, что заслуживают материнской любви, поскольку усвоили то, что говорила и делала их мать, и пришли к ошибочному выводу, что они ущербны, никчемны и их просто невозможно любить.

Вычеркнув мать из своей жизни примерно за 13 лет до ее кончины, я начала горевать по матери, которую заслуживала, не имевшей ничего общего с той женщиной, что произвела меня на свет. Мне это было необходимо, чтобы отпустить проблему и пойти дальше, тем более что я сама готовилась стать матерью. Горюя, я признавала свои неудовлетворенные нужды и чувства.

Утраты в жизни должны быть оплаканы, и исследования показывают, что ритуальное горевание способствует исцелению.

Горевать по матери, которая была вам нужна, мешает убеждение, что вы не стоите любви, а также основной конфликт. Нелюбимые дочери, отказавшиеся от борьбы – порвавшие или ограничившие контакты с матерью, а также, как правило, с другими членами семьи, – испытывают одновременно с облегчением чувство огромной потери. Чтобы исцелиться, эту потерю – крушение надежды на восстановление принципиально важных отношений – нужно оплакать, как и мать, которую эти дочери заслуживали, но не имели.