ярчайшие эмоции, но уже не на пике оных, это, чёрт подери, интереснейший материал!

Иду не торопясь, время от времени прицеливаясь через объектив фотоаппарата. Седой старик с наградами за франко-прусскую полувековой давности, идёт, опираясь на костыль, и ведёт за руку, очевидно внучку, если не правнучку. Кроха, лет пяти от силы, важная от осознания своей миссии, несёт портрет отца, не вернувшегося с войны.

Спрашиваю одними глазами и получаю такое же безмолвное разрешение от седого патриарха. Забежав вперёд, припадаю на колено — так, чтобы не потревожить ноющую голень. Щёлк!

Снова хожу среди людей, выискивая интересные кадры, наблюдая и слушая. Необыкновенно много интереснейших типажей и сценок, как это всегда бывает в такие минуты. Потом все эти типажи и личности спрячут свои эмоции в пропахший нафталином сундук подсознания, и их лица станут типичными лицами обывателей, неинтересными и не заслуживающими внимания.

Необыкновенно много иностранцев, в военной форме и в костюмах, что и неудивительно. Парад — это апофеоз многодневного торжества Франции в Эльзасе, и сюда, хотя бы на один день, съехались дипломаты, предприниматели, журналисты и Бог весть, кто ещё, притом, чёрт подери, буквально со всего мира!

В двадцать первом веке видеть такое смешение рас, национальностей и религий нормально, но сейчас… очень необычно. Замечаю, что уже настолько вжился в это время, что проходящий мимо азиат или чернокожий, ведущий себя с уверенным достоинством, кажется, чёрт подери, чем-то диким!

Они не вызывают у меня отторжения, но кажется невероятно странным, что китаец (китаец, чёрт подери!) идёт по середине тротуара в костюме-тройке, а не по проезжей части (китаец!), неся на голове тюк с грязным бельём. Отвык…

Мир сейчас такой — расистский, ни черта не толерантный и часто — неприятный. Это пока ещё — не моя Европа…

Кручусь с фотоаппаратом в толпе, чувствуя себя мишенью. Наблюдатели… да есть ли от них толк?! Чёрт его знает!

С другой стороны, я сам предложил идею с провокацией… Анна устроила хорошую взбучку нашим… союзникам или вернее, попутчикам — так, что впечатлила даже меня. Не истерикой и знанием обсценной лексики, о нет…

Это был качественный разнос от человека, получившего на практике хорошие знания по управлению персоналом и практической психологии. Не ожидал, честно говоря. Я привык видеть её «богемной штучкой» и забыл уже, что она из очень хорошей семьи и училась в частной школе, где дают не только и даже не столько знания, сколько связи и умение выстраивать иерархические цепочки в кратчайшие сроки.

За дело получили. Ладно — само покушение, непонятно ещё, была ли это фактическая самодеятельность офицера, внезапно увидевшего «классового врага», или спланированная акция. Если последнее, то зная нравы и обычаи русского офицерства, с их неумением хранить тайны, и зная также о количестве (и качестве!) французской агентуры, пронизывающей Легион, это не могло пройти мимо моих…

… друзей.

Там такие связи, что уже не имеет значения, работает ли человек в одной из спецслужб, или же нет. Но… ладно, это выяснится потом, и выяснится непременно!

Анне, а уж тем более мне, не понравилась манера сотрудничества в стиле «Иди на амбразуру и постарайся не сдохнуть», так что сперва поговорила она, а потом уже и я расставил точки над Ё.

Были принесены извинения и обещаны обещания… Веры этому немного, прежде всего из-за дилетантского, как по мне, отношения к делу.

Союзники мои недурственно разбираются в политике, умеют вести тонкие разговоры и организовывать утечки в прессе. Тонкие интеллектуалы и эрудиты, люди из хороших семей с отменными личными связями, это серьёзный ресурс! Но…

… вот с агентурной работой — проблема. Есть какое-то количество профессионалов или просто дельных людей, знающих улицы и азы детективной работы, но в основном низовое звено представлено молодцами разной степени плечистости, замечательно умеющих подпирать стенку и организовывать массовку.

Сейчас это считается нормальным, даже естественным порядком вещей. Собственно, спецслужбы многих, если не большинства стран так и формируются: наверху, в руководстве и около, интеллектуалы, утончённые молодые люди из хороших семей, а исполнители — выходцы из трущоб, едва (а часто и без «едва»!) не уголовники.

Одни отвечают за сбор информации в Высшем Свете, придумывают изящные, сложнейшие, едва ли шахматные комбинации по вербовке и внедрению агентов влияния. Другие отвечают за силовые акции самого грубого толка, работают среди обитателей городского дна.

Настоящих оперативников очень и очень мало, и все они — на счету, порой буквально — поштучно. А я хотя достаточно ценный союзник, но всё ж таки не настолько, чтобы отвлекать на меня такие ресурсы, по крайней мере — надолго.

Поэтому и приходится, договорившись о кратковременном привлечении оперативников, работать в манере «вызываю огонь на себя», которую лично я терпеть не могу! Она и так-то… не для всех, а уж когда сомневаешься как в квалификации людей на подстраховке, так и подозреваешь возможность интриги, в которой ты всего лишь расходный материал…

… зябко.

Но деваться, собственно, некуда, и лучше, как по мне, пойти на разовый, хотя бы отчасти контролируемый риск, чем постоянно ожидать подвоха. Так что информация о моём желании «пойти в народ» была аккуратно слита, и вот я уже который час изображаю праздного зеваку, постоянно ожидая неведомо чего…

Несколько облегчает ситуацию тот факт, что в некоторых вопросах господа офицеры предсказуемы и просты, как собачки Павлова. Командование Легиона, а вернее всего, офицеры, поставлены, по сути, в безвыходное положение.

Весьма своеобразные понятия чести российского офицерства требуют «наказать» меня, притом непременно своими силами. Положено так, чёрт подери!

Это не секрет для людей, хоть сколько-нибудь интересовавшихся обычаями и нравами воинской касты Российской Империи. В обычай вошло избиения, а то и убийства тех, кто, чёрт подери, дерзнул покуситься на Святое!

Статистики такого рода, по понятным причинам, не велось, да и в прессу, ввиду обыденной избыточности, попадали разве что самые вопиющие случаи, вроде убийства журналиста, написавшего что-то неугодное полковому собранию. Ну или скажем — студента, отказавшегося встать в ресторане при исполнении гимна.

Наказаний, что характерно, господа офицеры не несли вовсе, или наказывались так символически, что обществом (закономерно!) воспринималось это не иначе как издевательство. Главное — хотя бы видимость того, что убитый был смутьяном и мерзавцем, противником политического строя.

На худой конец, доказать, что убитый, покалеченный или просто избитый, как-то задел гипертрофированную и болезненно воспалённую честь благородного офицера, защитника Веры, Царя и Отечества. Привычка к безнаказанности, привычка решать проблемы пулей, плетью и кулаками въелась в господ офицеров до костного мозга, и то, что здесь не