Жар съедал их тела, как огонь щепки. Пока еще они могли вставать, то, шатаясь, тащились к ведру с водой и жадно глотали ее. Потом, все также пошатываясь и придерживаясь за все, что попадется под руку, натужно дыша и надрывно кашляя, возвращались на лежанку.

Ирбисса сама лежала почти без памяти, когда к Богам ушли братья. А ведь их не трогали за надуманные провинности, не поднимали по ночам замаливать будущие прегрешения и не держали на хлебе и воде, чтобы тело случайно от ленной праздности не потребовало похотливых игрищ.

А потом, по неведомой для девочки причине, она пошла на поправку. Однако от слабости подняться еще не могла.  Зато могла сквозь ресницы наблюдать, как осунулись и заострились лица родителей, как посерела их кожа, а вокруг глаз появились почти черные круги.

Однажды девочка проснулась от стона матери, которая металась в лихорадке и просила:

- Пить!

И отец, поднявшись, шатаясь больше прежнего, поплелся к ведру, но не дошел - свалился. Ирбисса даже подскочила, чтобы ему помочь подняться, но быстро опомнилась: ей всего тринадцать! Сил не хватит!

Девочка тихо опустилась обратно на свою лежанку и смотрела тогда в первый раз, как бьется в конвульсиях мужчина, подаривший ей жизнь.

Мать этого не видела и продолжала молить:

- Воды!

Но ее дочь, заткнув уши, изучала, как уходит жизнь из когда-то сильного человека.

А на следующий день она наблюдала за телом женщины, которая считала себя ее матерью. Девочка намеренно не давала воду умирающей, а вдруг ей полегчает, и кошмар вернется...

Только после этого Ирбисса повесила на дверную ручку светлую тряпку, как просьбу о помощи. Целитель с санитарами нашли ребенка, который пришел в сознание рядом с трупами родителей, и даже не удивились. Такое было сплошь и рядом. Мор!

Тела забрали. Девочка отказалась уходить из дома. И еще почти год Ирбисса проедала свое приданое выменивая еду на украшения и меховую рухлядь.

Жрецы не раз пеняли на ее гордыню. Особенно после того, как она, не выдержав страшных снов, поделилась с храмовником своим страхом перед ночью. Благо хватило ума не признаться, что видела смерть родителей своими глазами. Все на кошмары свалила. Но и этого хватило - служки Хранителей захороводили.

Предлагали уйти к их сестрам, забыть о мирской суете, жить в мире и спокойствии за крепкими стенами общего женского дома. В тишине ткать гобелены на продажу и в подарок владетелям, шить одежду для жрецов, пилигримов и нуждающихся. Петь хором с другими сестрами хвалы Богам...

Именно на этом доводе Ирбисса вспомнила, как ее будила мать, чтобы вознести хвалу Богам. Как, чтобы быстрее дочь проснулась, она хлопала ее по щекам. Как приносила ей холодную воду для умывания, чтобы голос девочки не звучал сонно. Ее передернуло от отвращения, и она, не задумываясь, отказалась.

Естественно, после ее вопиющего поступка, которым являлся отказ, по словам жреца, на ее голову должны были обрушиться все кары небесные. На службе было объявлено, что она - отцеубийца и греховодница. Ирбисса пыталась устроиться в услужение, но горожане отговаривались, что сами еще не отошли от мора, а когда она пошла в замок владетеля, то толстый мужик ответил так же, как многие до него.

Но когда она без сил опустилась возле стены, чтобы передохнуть в тени кустарника, то услышала громкий женский голос:

- Господин управляющий, ты же обещал, что следующая служанка придет к нам чистить овощи и мыть посуду.

- Ну, обещал! - недовольно отрезал голос, что только что ей сказал об отсутствии у них работы.

- А где та нищенка, что только что с тобой разговаривала? - зло закричала невидимая Ирбиссе женщина.

- Госпожа кухарка, займись своим делом! - заорал мужчина, а потом зашипел. - Ты хочешь из-за этой девчонки пойти на плаху? Подведет туда и тебя, и твоих девок, а сама опять сухой из воды выйдет...

- Да ты что? - ахнула тетка.

- Да! - громко сплюнул мужик. - Для такой ведьмы нет места даже на заднем дворе, вдруг, убирая навоз, скотину сглазит. Или на кур порчу наведет, что передается людям. Недаром жрец предупреждал насчет нее. Еще непонятно как мор в город пришел! Не она ли призвала...

- Так почему ее еще не забрала стража? - громко зашептала его собеседница, и Ирбисса замерла, даже дышать перестала, чтобы не пропустить ни слова из разговора о себе.

- Жрец говорил, что обращался к Хранителям за наказом по ведьме, ведь ее причастность к мору никем не доказана.

- И? - поторопила его кухарка.

- Нет их дозволения на правый человеческий суд. Видимо, еще нужна им маленькая гадина.

- Великие Хранители! Защитите нас от злого глаза! - запричитала невидимая тетка, а мужик гаркнул:

- Эй, стража! Придет еще раз эта побирушка - гоните ее взашей!

- А если?.. - начал спрашивать молодой басовитый парень, но был резко прерван:

- Даже если притворится, что подыхает.

А потом приехал дядька Лигран, и ее жизнь изменилась. Никто не поднимал несколько раз за ночь. И ела, пусть не разносолы, как родной батюшка, но и не остатки хлеба, что братья не доели, как они с маменькой.

Только шепотки соседей за спиной напоминали о прошлой жизни. И как только прознали о сомнении жрецов? Но кузнец быстро осадил односельчан. Ему хватило одной фразы: “Будете гнобить - уедем”. И замолкли, по крайней мере, в глаза. А про платок на роток, она уже сетовала...

И вроде успокоилась Ирбисса и обрела людей, что не считали ее ни ведьмой, ни гадиной. Но...

Так и никем не считали. Примачка. Живет и живет. Ни дочерью для кузнеца, ни желанной для Парда она не стала. Хоть и пыталась однажды, наученная подружками, вызвать его ревность. Да не вышло...

А еще у Ирбиссы так и не получилось выспаться, кошмары приходили каждую ночь...

Когда все в чертогах окрасилось в ядовитую зелень, Деб даже поморщился от омерзения. А заметив, что повторяет на лице аватара мимику телесной оболочки, передернул плечами и взорвал созданную обстановку.

Если бы его спросили, почему при этом уцелели кресла, созданные Ириной, то он, скорее всего, пожал бы плечами. Как объяснить кому-то то, что не можешь объяснить даже себе.

Юноша осмотрел пустое пространство возле себя и вновь начал творить, а затем еще раз, и еще...

Когда четыре голоса слились в единый крик: “Отец! Иррина умирает!”, — то он даже не сразу понял, о чем вариаци ему говорят, и покрутил головой в поисках неугомонной души, что, по идее, должна была переместиться в чертоги. Как никак, а он предусмотрел этот момент для своих творений.

Путешественница между мирами, еще когда призвала дверь, навела его на мысль, что такие спонтанные отлучки у тех, кто решится стать его народом, надо пресечь.