Хэйдзи молчал, но если бы взглядом можно было убивать, Ютен был бы уже десять раз мертв.

– Ну, – граф перевел дух, выплеснув некоторую часть своего раздражения в язвительных репликах и с удовлетворением отметив, что каждый его удар достиг цели, оставив на сердце Хэйдзи кровавые раны – ведь он оскорблял не только его самого, а, главным образом, все то, частью чего Призрак себя ощущал и мыслил, – хорошо. Если предположить, что твоего баджанга можно поймать и уничтожить, и я готов научить тебя, как это сделать, согласишься ли ты продолжать бороться? Он опасен только ночью, днем это всего лишь холодный, неподвижный труп, который вообще не может оказать никакого сопротивления даже ребенку. Все дело в том, чтобы определить местонахождение его дневного убежища. Понимаешь, он должен где-то спать, скрываясь от солнечного света. Что, на твоих островах по этому поводу думают иначе? Ну да, пожалуй, ведь ваши цзян-ши и баджанги скорее оборотни. Но, Хэйдзи, ты лишь слыхал о них, я же имел дело с этими существами. Более того, мне даже удавалось подчинять их себе, хотя и при несколько иных обстоятельствах. Но так или иначе, я тоже знаю свои пределы и обладаю определенным опытом.

– Тогда что тебе мешает пойти и сделать все самому? – осведомился Хэйдзи, сохраняя ледяную, непробиваемую любезность. – Что тебе нужно от меня?

– Ты не выполнил свою часть договора, – снова напомнил Ютен. – Не привел ко мне женщину и бритунца, не вернул мою собственность, которую они имели наглость похитить. Ты не можешь оставить все так, как есть, и тебе придется помочь мне разобраться с этим… цзян-ши, коль скоро именно он стал непреодолимым препятствием для осуществления твоих и моих планов. Да, я легко могу в одиночку убить его днем, когда он не опасен. Но он мне нужен… я бы рискнул сказать, живым, не будь он и так давно мертв; надеюсь, ты понимаешь, что я имею в виду. А в этом случае задача значительно усложняется. Нам следует дождаться заката – времени его пробуждения. Дневной свет способен сразу его уничтожить, а я бы очень этого не хотел… по личным причинам, которые тебя не касаются. Если он окажется переродившимся отступником, которого ты преследуешь, я отдам его в твои руки, и ты убьешь его сам. Если это нечто иное, он – мой. Что скажешь?

По-человечески – что вполне понятно – Ютен вызывал у Хэйдзи сильнейшее отвращение, и иметь с ним дело у Призрака не было ни малейшего желания, а все его истинные желания сводились к тому, чтобы выпустить этому ублюдку кишки и так оставить умирать. Однако, подобные Хэйдзи имели одну любопытную особенность, в действительности резко отличавшую их от представителей любых других народов и каст: полное отсутствие таких понятий, как добро и зло, истина и ложь. Все это им заменяла единственная религия беззаветного служения своему клану и суверену. Чтобы выполнить долг, можно было пойти на все что угодно, нимало не переживая по этому поводу, связаться и заключить временный союз с кем угодно и совершить преступление самое гнусное, замысел какого только способен зародиться в самом черном уголке души последнего подонка и безумца. Убить сразу или подвергнуть изощренным пыткам собственных кровных родственников, будь то мать или отец, сестра или брат, сын или дочь; превратиться самому во всеобщую подстилку в наиболее грязном борделе, если это необходимо, чтобы выполнить приказ господина, которому служишь; предать всех, кто доверяет тебе безоглядно и открывает тебе свою душу, и ни на миг не усомниться в священной праведности такого поступка, коль скоро он хотя бы в малейшей степени поспособствует достижению цели – почему нет? Словом, не существует ровным счетом никаких ограничений, когда на другой чаше весов – веление долга.

О беспощадной жестокости островитян по Хайбории ходили страшные легенды, но тот, кто не родился на Островах и не принадлежал к касте Призраков, попросту не был способен понять, что само слово «жестокость» применительно к ним было абсолютно не точным. Эти люди мыслили иными категориями и испытывали чувства, которым трудно найти подходящее определение в других хайборийских наречиях и языках.

– Где убежище баджанга? – спросил Хэйдзи. – Я готов отправиться туда с тобой.

Ютен едва удержался от того, чтобы не издать торжествующий вопль.

– Подумай сам. Он нападал дважды, ночь за ночью. Может быть, были и другие случаи, но о них мы можем лишь догадываться – доподлинно нам ничего больше не известно. В первый раз это произошло возле особняка бритунца. Во второй – там, где находится фамильный склеп казначея Ишума. Хайборийские баджанги в качестве дневного укрытия предпочитают могилы и склепы. Проснувшись, они испытывают непреодолимую потребность в свежей крови, и в этот момент крайне опасны, но и безрассудны – нападают на первого же живого человека, с которым сталкиваются, – это было правдой, Ютен знал, что у Огдена в свое время имелось несколько специальных, сменявших друг друга, слуг, которые после пробуждения господина тотчас отворяли себе кровь, чтобы удовлетворить его первоначальную жажду. – Я почти уверен, что наш кровосос скрывается в усыпальнице, значит, именно там следует ждать его появления.

– Что потом?

– Нужно позаботиться, чтобы горло и запястья были надежно защищены серебряным ошейником и такими же браслетами. И ни в коем случае не смотри ему в глаза. Делай все так, как я скажу тебе – и мы сумеем с ним справиться.

Разумеется, Ютен не мог полагаться лишь на собственные силы – хотя бы потому, что не был столь подвижен и ловок, как Хэйдзи, единственный достойный Огдена противник. Оставлять же ванира на свободе было смертельно опасно – тот был для графа одним из самых страшных врагов, какого только можно себе представить. Ютен даже решился на какое-то время оставить в покое иллюмината и Соню: пока где-то во тьме бродит Огден, остальное не имеет значения. Мертвому, ему, Ютену, вряд ли понадобятся и власть, и земная слава.

Конечно, он рассказал о себе Хэйдзи далеко не все – как, впрочем, и кому бы то ни было иному. Напомним, что за несколько веков до описываемых событий прародительница темнокожего графа, от которой он чудесным образом унаследовал характерные для обитателей Черных Королевств внешние черты, практически стершиеся у его отца, деда и прадеда, но неожиданно проявившиеся именно в нем, была доставлена из Дарфара в Асгард. Она была очень сильной колдуньей, владевшей, в частности, умением управлять мертвыми, то есть, иначе говоря, некроманткой. Ютен сознательно постарался пробудить и до чрезвычайности развить в себе дремлющие колдовские способности этой женщины, в том числе и те, что были связаны с искусством заставлять двигаться трупы, но это последнее вызывало у него глубокое отвращение.

Не потому, что Ютен был слишком высокоморален, но лишь в силу утонченности и аристократизма, не терпящих подобной грязи: граф был невероятно брезглив. Вид полусгнившего мертвеца, передвигающегося шаркающей походкой и источающего отвратительный запах, вызывал у него непреодолимую тошноту и оскорблял эстетические чувства, поэтому Ютен ограничился одним-единственным опытом такого рода, на который решился в ранней юности, и предпочел более ничего подобного не повторять даже из любопытства. Вампиры нравились ему куда больше, ведь они, оставаясь, по сути, мертвецами, выглядели такими живыми! Они сохраняли собственный разум и волю, даже в большей степени, чем слегка туповатые оборотни. А способности Ютена к некромантии до определенной степени позволяли ему подчинять их себе, хотя и не полностью. Так что он отнюдь не случайно просил Огдена создать для него небольшую армию подобных существ, зная, что сумеет справиться с ними, и до сих пор сохранял надежду добиться своего. Особенно теперь, когда по милости Сони и бритунца лишился своих слуг-оборотней. Ничего: как только проклятый ванир, с помощью Хэйдзи, снова окажется у него в руках, эта промежуточная цель будет благополучно достигнута.