Он тихо сидел, не двигаясь. Замерли, кажется, даже его мысли, которые весь день терзали его мозг. С дикой болью терзали, заставляя трусить, потеть и трястись всем телом. На какое-то время удалось отвлечься. И потом снова нахлынуло.

Он не думал, что жизнь его закончится так бесславно! А она закончилась, все! Жизнь закончилась в момент, когда почтальонша вручила ему два плотных конверта у ворот дома. Заставила расписаться в четырех местах на маленьких прямоугольных бланках, отдала конверты и вернулась к своей машинке. Маленькая такая неприметная машинка о четырех маленьких колесиках. Почти игрушечная. Он вот лично всегда любил большие машины. Всегда. Большие заметные машины.

Идиот!

Какое-то время он стоял на брусчатой дорожке, уже после того, как запер ворота, и тупо смотрел на конверты в руках. Обычные конверты. Один адресован ему, второй жене. Без обратного адреса. Обычные конверты, наверняка с какой-то рекламой. И…

«Нет, нет, это не реклама, — принялся тут же нашептывать ему осторожный внутренний голос. — На рекламном конверте всегда обратный адрес есть. И куча марок, и какой-нибудь рекламный слоган. А здесь ничего. Пусто. Лаконичный адрес их проживания, и все».

И заныло тут же все внутри. И заскребло.

Это беда, почему-то понял он, как только недоумение схлынуло. Это беда, понял он, рассматривая конверт, адресованный ему. Но при чем тут Вероника?! Мерзавец, который осмелился испортить ему жизнь, решил продублировать послание? Решил сделать так, чтобы и она все о нем узнала? Чтобы ранить ее и его побольнее?

Сволочь! Кто бы он ни был, это сволочь!

А может, все же это не так?! Может, это все же реклама?! И он осторожно надорвал конверт, который был адресован ему. Краешек самый. И тут же узнал по углу фотографии шкаф, который стоял в комнате Маши.

Нет, не реклама!

Иван Сячин сунул конверты под мышку, для чего-то еще раз проверил ворота. Заперты. Проходя мимо гаража, обнаружил, что машина Богдана все еще здесь. Значит, он ночевал у дочери.

«Вот мерзавец», — подумал Сячин с ленивым презрением. И тут же вспомнил, что сам разрешил им остаться. Вернее, не разрешил дочери съезжать из дома. А они теперь с этим красавцем одно целое. Интересно, как она восприняла то, что ее избранник и ее отец трахали одну шлюху?

Он плотнее прижал локтем конверты, когда вошел в дом. Прислушался. В комнате дочери было тихо. Молодые спали. Богдан даже не встал, хотя был рабочий день. Надо же! Что бы это значило? Решил поменять место работы? И пусть. Ему-то что? Хотя…

Хотя придется все отдавать в его руки. Вероника не станет продолжать его дело. Точно не станет. Как только узнает всю правду о нем, слушать не захочет о его фирме.

Богдан… Пусть Богдан распоряжается. Черт с ним! Раз уж все так сложилось. Нет, конечно, он на Ирку все оформит. Дочка все же. А Сизов пусть по доверенности правит.

Он поднялся по лестнице. Остановился у дверей супружеской спальни. Тихо. Вероника любила поспать подольше. С ним любила поспать. Но с некоторых пор они стали спать врозь. Уже пару недель.

Он зашел в свой кабинет, быстро запер дверь, надорвал конверт на свое имя. Вытряхнул на стол фотографии и тут же зажмурился. Это были не фотографии, это был приговор. Реальный тюремный срок. К фотографиям прилагалась записка с требованием денег. А как же еще-то! Шантажист особо не заморачивался. Написал от руки на простом клочке бумаги цифру и число, когда он с ним — с Сячиным — свяжется. И был абсолютно уверен, сволочь мерзкая, что Сячин заплатит. Не побежит в полицию с требованием привлечь шантажиста к ответственности. Потому что он…

Фотографии из второго надорванного конверта накрыли первые и заставили его язык отняться. Его просто парализовало на какое-то краткое время, потому что он увидел куда более страшное, чем видел до этого. Ног он не чувствовал, сердца тоже. Он будто умер! Все в нем умерло, кроме зрения! Он смотрел и смотрел, перебирал окостеневшими пальцами снимки, подносил их к глазам. Надеялся на игру воображения, но тщетно. В конверте, адресованном Веронике, все было еще страшнее. И это окончательно сгубило его жизнь.

Окончательно…

Он совершенно не помнил, как сгреб все фотографии в кучу, скомкал их, рассовал по конвертам и, выйдя во двор, устроил костер в мангале у беседки. Будто это могло помочь. Будто беда исчезнет, разнесется по воздуху вместе с пеплом от страшных снимков.

Он не помнил, как вернулся в дом, снова заперся в кабинете и просидел, не двигаясь, кажется, весь день.

На первом этаже дома раздался какой-то странный шум. Будто заговорили сразу несколько человек. Мужчин.

Ну вот и все, подумал он. Они пришли. Они пришли за ним…

Сячин со странным старческим кряхтеньем выбрался из-за стола. Подошел к шкафу, в котором с внутренней стороны двери было прикреплено зеркало. Распахнул его. Уставился на свое отражение. И не узнал. Зеркало прибавило ему лет пятнадцать точно. Прорезались глубокие морщины, седины в волосах стало больше, он ссутулился. На модной майке под мышками образовались потные круги.

Сячин поморщился. Что с ним стало за день один?! А что станет дальше?

Он с грохотом захлопнул дверцу шкафа и направился к выходу из кабинета. По лестнице спускался медленно, стараясь ступать неслышно. Прислушивался. В гостиной говорили сразу несколько человек. Трое были чужаками. Богдан был там, Ирина и жена. Жена говорила больше всех остальных. Фыркала, гневалась, без конца твердила о какой-то ошибке.

Перед тем как оставить позади последнюю ступеньку лестницы, Сячин глубоко вдохнул, выдохнул, зажмурился на мгновение, следом делано улыбнулся. И с этой фальшивой улыбкой вышел к гостям.

— О-о-о, знакомые все лица! — произнес он с неестественным возбуждением, глядя в сторону Волкова.

Скорым шагом прошел мимо всех к самому дальнему креслу в уголочке, сел, чтобы не стоять и не трястись. Глянул с осуждением на знакомого гостя:

— Все не унимаетесь, майор? Мало у вас проблем?

— Проблем достаточно, — улыбнулся Волков привычной таинственной улыбочкой, за которую его многие ненавидели. — Стараемся решать по мере возможности.

— И сейчас вы решили, что решать свои проблемы станете именно здесь? — Хозяин потыкал указательными пальцами, указывая направление вниз. — В моем доме? В моей гостиной?

— Я бы и рад сделать это в другом месте, но вот господин Сизов неожиданно обнаружился именно здесь. Именно в вашем доме. Его не было ни на работе, ни дома, а оказался он тут.

И Волков обернулся на молодых людей, сидевших на диване и крепко державшихся за руки. Девушка казалась спокойной и даже надменной. Красивое лицо, красивая одежда, длинные темные волосы небрежно причесаны, но ее это нисколько не портило. Богдан явно нервничал. Он без конца проводил свободной рукой по волосам. Шумно сглатывал. Нервничал, в общем.

Хозяйка дома, Вероника, кажется. Так она представилась галантному Иванову, бросившемуся целовать ей ручку. Та почему-то тоже нервничала. Без конца покусывала губы, курила в приоткрытое окно. И до того, как Сячин спустился к ним, говорила много и сумбурно. Честно? Волков ничего не понял из ее бессвязной речи. Даже закралась грешная мысль, а табак ли она курит, эта миловидная дама в странном домашнем костюме, кажущемся ей сильно великоватым.