меня, не от дня недели. Для начала надо подготовить персонажей.

– Тебя и Лизу.

– Ничего не скажу. Жди и наблюдай. – утаивал Слава, поблёскивая глазами, чем показывал, что план был полностью придуман.

В «Небуйную» к их прибытию ещё никто не вернулся, и Слава решил дожидаться их лицом на подушке и каждый раз, когда он слышал подходившие к комнате шаги, начинал плакать, но как только они отдалялись, затихал.

Вот дверь закрылась первый раз, а Слава уже рыдал, затем второй, с небольшим промежутком, и так до четвёртого, после чего он сел на кровать с красным лицом. К мужчине тут же подбежала Лизавета, так как ещё стояла у дверей и именно на неё он посмотрел.

– Борис умер. – проговорил Слава и, захлебнувшись слезами, закрыл руками лицо.

Лизавета упала рядом с ним и, обняв мужчину, заплакала. Клавдий сел рядом с Гертрудой, а в студенте, первый раз видевшем плачущего Славу и то, что Лизавета обнимает его, столкнулись два чувства, перебороть друг друга которые не смоги, и Ипполит, не удивлённый, как это было бы при победе одного, не разозлённый, если бы выиграл другой, а без выражения подошёл к Славе.

– Где ты его видел?

– В изо…ляторе. – всхлипывая, ответил Слава.

За студентом вышли Клавдий и Гертруда.

– Наверное, они говорили правду. – вытащив руки перед лицом Славы, «сказала» Лизавета.

– Они?

– Я думаю, ты не веришь.

– Я вижу, что для тебя это важно, скажи.

– Эта комната проклята. – Лизавета крепче прижалась к мужчине.

– Глупости, не бойся. Вы рассказывали об этом Ипполиту? Нет? Он вас успокоит. Когда придёт, вы обязательно ему скажите.

– Зачем ему? – удивилась Лизавета, подняв голову.

– Он вас любит. Не делайте удивлённое лицо, вы знали или чувствовали это. – вытирая слёзы и снимая их с рук на одежду, сказал Слава.

– Я это понимаю, но…

– Нет, расскажите. Я знаю, что он этого хочет. Не отвечайте, вы скажете не то, что хотите, и будете жалеть. Я оставлю вас, подумайте.

Слава отодвинул от себя руки девушки и, у двери оглянувшись на ещё сидевшую на его кровати Лизавету, покинул комнату, и направился в столовую.

– Если она ему и расскажет, то только потому, что ты сказал об этом. – предположил Интерн.

– Я знаю. – счастливо согласился Слава.

Когда мужчина вернулся с ужина, застал всех «небуйных» в комнате. Теперь оставалось две пары, и Слава, подсевший к студенту и Лизавете, прервав их разговор, а Ипполит продолжил о другом. Обход прошёл с прескверным настроением Павла Анатольевича.

«Небуйных» начали бояться и отстранялись от них ещё больше. С последней жертвой, о которой все решили, что был несчастный случай, предположили, что и предыдущих постигла та же участь, а значит в комнате имеется нечто, начавшее преследовать её жильцов. Теперь уже изгои не беспокоились о своей репутации и, надеясь на суеверность людей, верили, что у всех умерших имелись слабости, от которых они и погибли.

Свою очередь Лизавете пришлось ждать две недели. Девушка уже явно выбрала Славу, но и с Ипполитом расставаться не хотела, зная, что раз молодой человек рассказал ей о свои чувствах, то после её отказа он «либо прыгнет с крыши, либо обезумеет», – так уверяла она Славу. Решился студент внезапно и отчаянно, и, уже не вытерпев, признался в комнате при Славе, но Лизавета растерялась и сказала, что не может ответить сразу и попросила Ипполита дать ей время подумать, что в горячке молодой человек принял за согласие, и на «подумать» без лишних слов согласился. Ипполит был счастлив, как, на следующий день на занятии ОБЖ, он, от скуки, проговорился Славе, но прошло четыре дня, а девушка ответа так и не дала.

Лизавета умерла на пятый день в воскресенье. День этот был выбран случайно, хотя Слава был намерен выждать ещё несколько недель, но предлоги сами отводили его причастность, и он решил действовать. Во-первых, после обхода и на весь день Павел Анатольевич покинул госпиталь и, как узнал Клавдий, поехал в Москву на консультацию к психологу. Женская половина праздновала Восьмое марта, к поздравлениям присоединились мужчины, так что не было ни одного трезвого сотрудника, а для проведения праздничного мероприятия заняли столовую. Заключением стало занятие живой музыки, после окончания которого Лизавета, не доиграв мелодию, закрыла пианино и, схватив обескураженного Славу за руку, вывела его из кабинета.

– Он всё ещё ждёт. – быстро перебирала руками девушка.

– И я тоже.

– Но я не знаю. Зачем вы поставили меня в такое положение?

– Вы думаете над тем, кого выбрать или как сказать одному, что вы выбрали не его? – Слава не отпускал глаза Лизаветы.

– Я выбрала.

– Не стесняйтесь, если это не я. Говорите смело и не волнуйтесь, с собой я ничего не сделаю, выбор ваш я уважаю и оспаривать не буду. Мешать вам я тоже не хочу, поэтому завтра переведусь в одиночную, чтобы не докучать вам нашими встречами, ведь они неизбежны. – конец фразы он сказал уже находясь в нескольких шагах от Лизаветы, всё время, будто сосредоточенный на словах, не замечая, отходил от неё.

– Не говорите это. Я выбрала вас.

Слава рассеянно улыбнулся и, подбежав к девушке, поцеловал её.

– Ты слишком прекрасная для этого мира. Ты боишься сказать ему? – отходя от Лизаветы, чтобы видеть её руки, с растерянной радостью, спросил Слава.

– Я не знаю, что он будет делать после. Я боюсь за него и за тебя. При мне он никогда никого не оскорблял и не бил, но он ругался с тобой, и ещё…

– Что? – взволнованно не от мыльности момента, а от возможности раскрыть что-то новое в студенте, прошептал Слава.

– Не надо о нём, Слава. Я должна ему сказать, я не хочу.

– Лиза, ты не обязана ничего ему говорить…

– Но он должен знать.

– Я ему скажу.

– Нет. Мы должны придумать что-то другое.

– Лизавета, согласись заранее на то, что я предложу. Ни ты, ни я с ним говорить не будем, но скажи сейчас. – томил Слава.

– Я соглашусь с любым твоим предложением.

– Мы напишем ему письмо… на компьютере и распечатаем.

– Он не поверит.

– А ты его подпишешь от руки. – Слава поднёс к губам руку Лизаветы. – Через несколько дней я попрошу Клавдия отдать его.

– Это ничего не изменит, как если бы я сказала ему лично.

– Я сделаю так, чтобы нас перевели в одиночную вдвоём. – настаивал Слава, всё ещё удерживая её жилистые кисти в своих ладонях.

– Он нас найдёт.

– Я читал его карту, через месяц он покинет госпиталь.

– Так долго. – мысли Лизаветы, размягчившиеся пребыванием в госпитале, не способны