Оборотный плуг был принципиальным пунктом в программе. Для того чтобы иметь армию и промышленность, нужно, чтобы человек, занятый в сельском хозяйстве, мог прокормить не только свою семью, но хотя бы еще одну, занятую другим делом. В настоящий момент, с имеющимися в наличии инструментами и технологиями, соотношение в урожайные годы было таково – пять человек в поле кормили одного мастерового или воина. Про неурожайные годы лучше не говорить, голод – это страшная беда, тогда уже не до пушек и не до кораблей.

Так вот и выходит, что добыча добычей, а без сельского хозяйства армии не будет. Хотелось ввести со временем всеобщую воинскую обязанность – ее на казачьих землях ввести проще всего, для казаков она уже существует де-факто, нужно только ее законодательно расширить для случая форс-мажорных обстоятельств на всех гречкосеев. Но даже в случае всеобщей воинской обязанности нужно обеспечить человеку возможность выделить силы и время на занятия военной подготовкой, а значит, увеличить производительность его труда.

Всеобщая воинская обязанность противоречит традициям этого времени, по крайней мере, для оседлых народов, хотя те же татары успешно используют в случае надобности мобилизацию всего доступного взрослого населения. У Европы с этим большие проблемы – попробуй вооружи холопа, он ведь потом дань платить откажется, скажет – а за что мне тебе платить, я сам себя защищаю.

Весь этот спор о преимуществах вольнонаемных армий перед мобилизационной, который так любят вести интеллигенты, ни хрена в этом не понимающие, не выдерживает никакой критики. Вопрос всегда сводится к одному. Что желает правитель иметь в качестве своего народа – стадо рабов, которыми просто управлять, либо граждан, которые будут бороться за свою свободу и свою страну. Все остальное вторично. А гражданин обязан защищать свою Родину, иначе он как бы и не гражданин, а пустое место. С этой точки зрения оказывается, что татары уже построили гражданское общество, а всем остальным народам к этому еще идти и идти. Вот такой вот парадокс получился.

Другие дела тоже двигались ни шатко ни валко. Пилораму вот-вот должны были уже собирать и устроить пробные испытания, но, как всегда, в конце дела начинаются какие-то проблемы. То Степан руку поранил, то что-то сходиться отказывается, хоть перемерено десять раз. То инструмент сломается, приходится к бате бежать на ремонт, а время течет как песок сквозь пальцы.

Придет весна – все забьют большой хрен на заработки, на монеты, бросятся в поля сеять, сажать, поскольку монетку сжевать трудно, а жевать хочется каждый день. И что самое печальное, идея специализации совершенно чужда местному контингенту. Тратить монеты на то, что можешь сделать сам, считалось верхом глупости и транжирства. Причем во всех слоях населения. Крестьяне – те все сами делали, паны – отбирали у крестьян. Монеты народ тратил только на привозное, заморское или то, что не под силу было сделать на своем подворье. Так что, как ни крути, без решения продовольственного вопроса проблемы индустриализации казацких земель не решить.

Еще пара проколов произошла по моей глупости. Когда я несколько дней назад готовил очередную партию лесорубов к отправке на объект, ко мне подошел дядька Опанас и сказал:

– Богдан, ты ж лес валишь, чтобы из него доски потом пилить?

– Да, как лесопилку с водяным колесом поставим, так осенью и пилить начнем. Как раз бревна подсохнут малость.

– Тогда бросай уже лес валить: со дня на день начнет дерево готовиться к весне, соки гнать, не будет толку с той доски.

И тогда до меня дошло, что тут все на две недели позже, хотя реально дней на девять. Насколько помню, лишние сутки за сто лет набегали. Так и выходит, если у нас древесину до середины февраля заготавливают, то здесь соответственно до конца января. Пришлось прекратить заготовки. Что нарубили – то и будет, дай бог со всеми заботами хоть то, что есть, до следующей зимы попилить и сложить дальше сохнуть. Второй прокол вышел с углем. Не рассчитывал батя на такую тучу заказов в зимнее время, и хоть угля с запасом заготовил, подходили те запасы к концу. Так что особо разгоняться с экспериментальными плавками было не на чем и не с чем – дай бог, чтобы угля на самое необходимое хватило.

Сырье для бумаги народ еще старательно толок в ступах, так что мне оставалось висеть на голове Степана с дядькой Опанасом. Им уже моя лесопилка сидела в печенках, и Степан каждый день ездил по мозгам – зачем ему это все нужно, мол, монет у него и так в достатке.

– Ничего, Степан, вот повезешь жену в Киев на Масленицу – так сразу монеты и кончатся, так что запасай, пока можешь.

– У тебя, может, кончатся, а у меня нет, я жене их не дам.

– Конечно, не дашь, Степан, кто же бабе монеты дает, но как-то так получается, что они все равно у них оказываются, так что ты лучше запас делай. Знаешь, как люди говорят: запас амбар не жмет.

– Откуда ж ты-то знаешь про монеты, ты ж неженатый у нас пока?

– Батя рассказывал, когда я его мальцом спрашивал, куда монеты деваются.

– А вот мне мой батя такого не рассказывал!

– Так ты ж у дядьки Опанаса не спрашивал. А ты спроси. А то что получается – жениться у тебя ума хватило, а куда монеты из дома деваются – так и не знаешь.

Все присутствующие в составе меня, дядьки Опанаса и двух помощников, которых я привлек для ускорения процесса, начали ржать над Степаном, который сразу стал меня выпроваживать из мастерской:

– А ты чего тут расселся? Ты что там уже два дня мастеришь? Иди, тебя твоя ватажка заждалась, и Керим заждался, – мстительно добавил он.

– Керим подождет, а ватажка знает, что ей делать, и без меня. А если хочешь знать, что мастерю, терпеть надо, когда смастерю – тогда покажу.

– Так я уже смотрел на твои чудасии, но так ничего и не понял.

– То я такую приспособу мастерю, Степан, чтобы мне монетами плевалась: как смастерю – так сразу богатым стану.

– А то ты без нее такой бедный, как курица на мельнице: мед возит в Черкассы полными возами продавать – и все ему мало.

Вот так оно в жизни. Несмотря на речь атамана перед товариществом, в которой он десять раз повторил, что деньги с продажи меда пойдут на благо общества, общество осталось в твердой уверенности, что отдельные индивидуумы куют на этом деле монету. Вчера только из Черкасс приехал, первый раз официально повез ликер на продажу, взял двух пацанов в сопровождение – страшно мне стало после прошлого инцидента одному с такими деньгами на телеге ездить, – ну и теперь все село уже обсуждает мое финансовое положение.

– Откуда у меня монеты, Степан? Все мои монеты у атамана и у тебя. Атаман за мед забирает, а ты – все остальные, что у меня есть. Уже так ты, видно, мошну свою набил, что каждый день ворчишь, пошто тебя, такого богача, на работу гонят.

Так переругиваясь, чтобы не скучно было работать, Степан с батей доделывали последние элементы пилорамы, а мне приходилось мастерить свою задумку самому, поскольку свободных и умелых рук в окрестностях не оказалось. Через неделю пилораму можно будет собирать, дядька Опанас обещался к этому сроку все закончить. Сегодня с утра я уже показывал оставшимся без работы лесорубам площадку возле нашего дома, где они должны были соорудить большой навес, крытый соломой. Вот там и планировалось собирать все элементы пилорамы в рабочий механизм.