— Галя, по-моему, ты из одной крайности бросаешься в другую. От слепого обожания к полному низвержению. Есенин некрасиво поступил с тобой… да и с другими — Бог ему судья. Будучи поэтом с большой буквы, он остается человеком, со своими слабостями и недостатками. Ты идеализировала Сергея, и лишь сейчас заметила в нем человеческие слабости. Пойми, у него своя судьба, а у тебя своя.

— Да, всяк сам свою судьбу заслуживает. Вот и я свою дуростью и глупым самопожертвованием заслужила. Я знаю, отчего у меня злость на него — оттого, что я обманулась в нем, идеализировала его, игру в благородство приняла за чистую монету и за фальшивку отдала все, что было во мне хорошего. Поэтому и не могу успокоиться! Хочется вывести Сергея на «чистую воду», а после отпустить с миром. — Она решительно поднялась. — Или пусть докажет обратное, убедит, что мое прежнее мнение о нем было верным.

— Галя, тебе не кажется, что ты давила на него своей любовью? — неожиданно для себя сказала Женя. — Ведь человек любит или не любит… И это чувство сугубо личное, тайное. Он был неправ, воспользовавшись твоей любовью, а ты не права, пытаясь навязать ее ему… Извини, невольно вырвалось!

— Я как женщина ему не нравлюсь, так он сказал, — прошептала Галя, без сил опускаясь на стул. — Но когда-то он мне этого не говорил… Уходи, Женя, я хочу отдохнуть.

— Галя, я…

— Все уже сказано, довольно! Тебя ждет ребенок, а у меня никого нет. Все уходят — друзья, любимые — и напоследок обязательно ранят в сердце… Уходи и ты, Женя, твой час также пробил. Прощай! — Галя поднялась и вышла из комнаты. Женя бросилась было за ней, но увидела, что Галя скрылась в ванной комнате. Постояв под дверью минут пять, Женя вздохнула и отправилась домой. Время было позднее.

— 32 —

В лаборатории Женя стала ближайшим помощником и учеником Барченко. Она хорошо освоила приемы введения человека в гипнотическое состояние, участвовала во всех экспериментах по изучению человеческой психики и возможностям влияния на нее.

— Мысль материальна, — учил Барченко. — Человеческий мозг подобен прибору, выполняющему функции передатчика и приемника, только по своей структуре более сложному. Древние цивилизации шли не путем создания сложных машин, придатков человека, а занимались совершенствованием самого человека, развитием уникальных возможностей, заложенных в нем. Только этим, — говорил ученый, — можно объяснить такие явления, как гипноз, телепатия, коллективное внушение и галлюцинации. Этой способностью мозга уже тысячелетия пользуются маги, медиумы, а сегодня — и спириты. А поскольку факт существования N-лучей считается доказанным, должны быть проведены серьезные лабораторные исследования их свойств.

Целью, которая стояла перед лабораторией, было научиться читать мысли противника, считывать информацию с мозга человека с помощью взгляда и в дальнейшем воздействовать на него мысленно отдаваемыми командами. Мир представлялся огромной информационной системой, из которой посредством манипуляций с человеческой психикой возможно черпать тайную информацию.

Рос штат сотрудников. Да и сама лаборатория увеличивалась, занимая уже ряд помещений, расположенных по разным адресам. Основные помещения находились под «крышей» Биофизической лаборатории при Московском энергетическом институте, хотя подчинялись непосредственно спецотделу ГПУ, возглавляемому Глебом Бокием. В здании ГПУ по Фуркасовскому переулку было оборудовано помещение со звуконепроницаемыми стенами, без окон, обитое черным крепом, что послужило основанием для его названия — «черная» комната. Здесь проводились эксперименты по ясновидению, по предвидению событий, а также спиритические сеансы, но с научным уклоном. В качестве медиумов использовались разные люди, не только из штата лаборатории. Женя попробовала свои силы в ясновидении и получила довольно высокие результаты.

В лаборатории находился изобретенный Барченко прибор, наглядно демонстрирующий материальность мысли. Внутри тонкого стеклянного колпака, из которого полностью выкачан воздух, каплей дамар-лака подвешена сухая тонкая шелковая нить, на конце которой укреплена тонкая сухая соломинка, служащая стрелкой-указателем. На конце соломинки распушена тончайшая нить гигроскопической ваты. Желающие могли сосредоточить взгляд на клочке ваты и убедиться, что стрелку можно повернуть взглядом.

Но не только этими вопросами занимались в лаборатории. Барченко установил связи с хасидами, исмаилитами, мусульманскими суфийскими дервишами, караимами, тибетскими и монгольскими ламами, а также алтайскими старообрядцами, кержаками и русской сектой голбешников. Для этого ему приходилось вести переписку и часто разъезжать, используя каналы министерства иностранных дел и иностранного отдела ГПУ.

Полученные результаты держались в строжайшей тайне и докладывались лично Глебу Бокию. Все сотрудники были предупреждены о личной ответственности: «ничего никому и ни под каким предлогом, несмотря на звания, должности, возможные угрозы». А о том, что Глеб Бокий наделен особыми полномочиями и не любит шутить с такими вещами, знали все. Он организовал и курировал свое детище — Соловецкие лагеря особого назначения (СЛОН). Осужденных отправляли туда на пароходе, который носил его имя. Сотрудники, оглядываясь по сторонам, шутили, что их лаборатория в Москве является самой приближенной точкой к Соловкам.

Вскоре эта мрачная шутка оказалась реальностью. Двое сотрудников лаборатории неожиданно исчезли, а до оставшихся было в неофициальном порядке доведено, что у них был «слишком длинный язык». После этого даже шутки прекратились. Соловки — не самое страшное, что могло ожидать. Бокий входил в «тройку», которая во внесудебном порядке решала жизнь и судьбу арестованных ГПУ по политическим мотивам. Успешный эксперимент по устройству лагерей на Соловках решили распространить на всю страну, особое внимание уделив необжитым территориям Сибири и Заполярья, вновь поручив Бокию этим заняться.

Женя только теперь поняла, что Александр Васильевич молчанием о том, что она передала информацию Блюмкину, фактически спас ей жизнь. Она полностью отдавалась работе, чтобы хоть этим загладить свою вину. К концу года ее стали мучить тяжелые предчувствия. Она, не выдержав, поехала к Бениславской, но не застала ее дома. Соседи сказали, что Галя уехала отдохнуть.

Ранним утром за несколько дней до Нового года дороге на работу услышала от мальчишки-газетчика страшное известие. Ноги ее подкосились, хлынули слезы и она, купив газету, кое-как добрела до лаборатории.

Мельком взглянув на газету с траурным заголовком на первой полосе «Самоубийство крестьянского поэта в Ленинграде», Барченко сказал:

— Понимаю тебя, Женя. Я тоже узнал об этом сегодня утром… Это огромное горе для России, а для людей, которые знали его лично, — неизмеримо большее. Есенин был прекрасным поэтом, что бы ни говорили о его образе жизни. Мне его стихи очень нравились, а Наташа ими просто зачитывалась. Может, сегодня отдохнешь, побудешь с дочкой, успокоишься?

— Спасибо, Александр Васильевич. Мне будет легче на работе, чем дома, со своими мыслями. Знаете… — начала Женя и замолкла.