В свете фонаря было плохо видно. Но она точно знала, что в этих светлых волосах есть еще и яркие зеленые пряди. И словно в подтверждение ее догадки Егор отчетливо назвал девчонку по имени: «Руслана».

***

- Я решила, что, наверное, садовник – это не так уж плохо, - тихо проговорила Руся, рассматривая противоположную от кровати стену, где нашел свое место размноженный Корвет в стиле Уорхола. Ее голова лежала на плече Егора, и она очень хотела спать – только спать сейчас казалось ей преступлением. Не в это время, когда он мягко чертил невидимые линии пальцами на ее коже.

- И что хорошего ты смогла в этом разглядеть? – лениво спросил Егор.

- Подумала, что тоже хочу сад… но могу все угробить…

- Учти, садовника буду выбирать я.

- С чего вдруг? Сомневаешься в моей компетентности? – она с любопытством повернула голову к нему.

- С твоей тягой к эстетике!.. - рассмеялся он и крепко прижал ее к себе.

- Уууууууу! – протянула Руська, и взгляд ее стал еще любопытнее, она перевернулась на живот, положила ладони ему на грудь и устроила на них собственный подбородок. – Это сейчас граф усомнился в моей порядочности или в своей неотразимости?

- Чтобы не выйти из образа, приходится сомневаться в садовнике.

- Дипломат чертов!

- Хуже, журналист.

- И главред. И типа бизнесмен. Часто на сделки с совестью идти приходится? – сейчас ее голос звучал серьезно.

- Не очень.

- Это хорошо. Твой пример оправдывает профессию в моих глазах.

- Почему ты выбрала профессию, которая нуждается в оправданиях?

- Призвание. Ну… мне так казалось… Мне и сейчас так кажется. Ты не слушай, что я болтаю… Помнишь, у меня тенденция? Я глупею. Тебе не нравится. Все в порядке.

- Пора адаптироваться к ситуации и вернуться в свое первоначальное состояние, - хохотнул Егор.

Он взял ее лицо в ладони и внимательно рассматривал некоторое время.

Потом его руки заскользили по шее, плечам, спине, перебирая каждый позвонок. Чем ниже они опускались, исследуя каждую складку ее тела, как в первый раз, тем горячее становились, словно нагреваясь от ее кожи и обжигая в ответ каждым прикосновением. Каждым движением пальцев – ласковым и замирающим, быстрым и требовательным.

Возбуждение накатывало от того, что он чувствовал, и того, что видел перед собой – как туманятся ее глаза, приоткрываются губы, вздрагивают пряди волос, щекоча его плечи.

Когда сдерживаться больше не оставалось сил, когда тело подчинялось только желанию, все превратилось в один-единственный толчок – резкий и сильный, чтобы продолжиться общим выдохом, ритмичными движениями навстречу друг другу, невозможностью вдыхать воздух в бесконечном поцелуе и обволакивающим запахом их любви.

В 18:30 следующих суток Руслана Росохай по прозвищу Росомаха еще не знала, что жизнь, как скоростной поезд, уже летит под откос. Или она сама мчится ему навстречу, не замечая слепящего глаза света из туннеля, по которому едет этот самый поезд. И предупреждающих гудков из этого дурацкого туннеля не слышит. Все чувства сосредоточены на одном лишь восприятии человека, на которого настроены ее внутренние локаторы. Все прочее сгинуло. Ничего больше не было.

Спустилась по лестнице собственного дома для того, чтобы вернуться в него уже совсем другим человеком. Но в тот момент, в 18:30, она еще ничего этого не знала. Интуиция отказывала. Под обманчиво скучным пальто черного цвета на ней было платье – как Егор просил. Пригодились ее фиолетовые коты и силуэты домов на ярко-зеленом фоне, едва прикрывающем задницу. И стоило признать, Руслана почему-то почти не сомневалась в том, что это ему понравится. Волосы оставила распущенными по плечам. И – о, ужасный ужас! – накрасила не только ресницы, но и губы.

Великое падение Росомахи. Желательно в объятия господина Лукина Е.А.

Очутившись в Корвете, она достала телефон и набрала того самого желаемого господина. И вслушивалась в длинные гудки, ожидая, когда он возьмет трубку.

- Ты где? – раздался наконец его голос.

На заднем плане звучала музыка, и галдели голоса. Было шумно. Руслана усмехнулась и ответила:

- Только выезжаю, прости.

- Красоту наводила? – было слышно, что он улыбается.

- Прикинь! Если что, не пугайся.

- Ты перекрасилась в фиолетовый цвет?

- Нет! – выкрикнула она и засмеялась: - Черт, а какая идея! Почему ты не предложил с утра?

- Креатив хорош спонтанностью.

- Я сегодня буду на редкость скучной. Я сегодня буду пытаться соответствовать твоему галстуку. Ты же в галстуке?

- Нет, - совсем развеселился Лукин.

- Чего??? Куда ты его дел?

- Приедешь – узнаешь.

- Ты опасный человек, Егор Лукин. Только к тебе привыкнешь – а ты раз, и снял галстук! Я теперь весь вечер не смогу ни на что смотреть, кроме воротника твоей рубашки. И фантазировать буду о том, что под ней. И соответствовать не смогу, - она закончила свою шутливую отповедь и перевела дыхание.

- Еще какой опасный, – вкрадчиво сказал он. – И полон сюрпризов. Но самые интересные – исключительно для тебя.

- И откуда ты взялся на мою голову?

- Это важно?

- Не-а. Важно, чтобы ты хотел там оставаться.

- Давай уже приезжай и контролируй!

- Скоро буду. Развлекайся пока!

Руська отключилась, не дав ему ответить. И улыбнулась собственным мыслям, глядя, как дворники слизывают с лобового стекла капли дождя – одиннадцатого января зима резко закончилась. А в растекающихся каплях свет фонарей на улице тревожно подрагивал. Вечерние города она с некоторых пор полюбила тоже. «Из дня в ночь» ничем не хуже, чем «Из ночи в день». Потому что вечера у нее теперь были тоже на двоих с

Егором. Дни. Ночи. Любое время суток. Когда живешь полной жизнью.

Дышишь полной грудью. Понимаешь, что научилась жить в мире с собой – без мучительных поисков запредельного. И получаешь от этого удовольствие.

Откуда он взялся на ее голову?

- Откуда вы взялись, Егор Андреевич? – произнесла она, сворачивая на автостоянку недалеко от развлекательного комплекса, один из ресторанов которого был арендован для проведения торжественного мероприятия. Тот внушал ужас даже своим видом – яркостью вывесок, высотой самого верхнего этажа, зеркальными стеклами, отражающими киевские огни, рождественской подсветкой. Ненавидела она подобные места. Попросту ненавидела. Но это часть его жизни – немаловажная часть. Хотя они оба прекрасно знали, что по доброй воле Руслана Росохай сюда ни за что не приехала бы. А еще Руслана Росохай совсем уж идиоткой не была. И понимала, что в этот вечер Егор Лукин определяет ее статус. И было бы лицемерием сказать, что она не нуждалась в этом. Врать себе Руська не любила. Это даже хуже, чем врать другим.