– Маргоша, не уходи! – кричит Савелов. – Не оставляй меня одного, Маргоша-а-а-а! Я люблю тебя!.. Люблю тебя-я-я-я!..

От его крика с вершины скалы срывается снежная лавина и обрушивается на группу оборванных вооруженных людей. Она подхватывает Савелова и несет куда-то, будто в преисподнюю. Эта преисподняя оказывается ледяной памирской пустыней. По ее поверхности, залитой мертвенно-синим лунным светом, прямо на Савелова идет похожий на привидение обледенелый человек.

– Никто ничего не узнает, Шальнов! – кричит Савелов и жмет на гашетку автомата.

Обледенелый человек с презрительной улыбкой на белых губах вырывает у него заклинивший автомат, а его самого толкает в колодец. Бесконечно долго ударяясь об осклизлые каменные стены, летит Савелов вниз, пока не уходит с головой в ледяную воду.

Сверху, из светлого квадрата неба, смотрит, склонившись над колодцем, на Савелова женщина с ребенком на руках. Она что-то кричит барахтающемуся в ледяной воде Савелову, но что – не понять, так же как не разглядеть ее лица. Наконец женщина исчезает из светлого квадрата, а вместо нее появляется Купавна и начинает спускать к нему в колодец громыхающее ведро. Оно уже опускается на половину глубины колодца, когда стальная цепь, удерживающая его, рвется, и, заслоняя собой квадрат неба, громадное ведро с нарастающим грохотом летит прямо на Савелова…

– Да проснитесь же, товарищ подполковник! Проснитесь! – Урсула отчаянно трясла Савелова за плечи.

– А-а-а? Что случилось? – сбрасывая с себя страшный сон, вскинулся он.

– Вас вызывают на связь! – показала она на издающий писк радиопередатчик, торчащий из бокового кармана его плаща.

Савелов смахнул с лица холодный пот и лихорадочно щелкнул тумблером – будто в продолжение его страшного сна салон наполнился звуками автоматных очередей, криками и стонами, через которые настойчиво прорывался густой мужской голос:

– Щербинка, Щербинка, слушай Купавну! Слушай Купавну! Нас хотят взять! Слышишь, хотят взять нас, но мы не дадимся!.. За морем житье не худо… Уходи в свободный полет, Щербинка! Уходи в свободный полет! Повторяю: за морем житье не худо… – Голос Купавны накрыл грохот взрыва и скрежет раздираемого чудовищной силой металла.

– Майн Готт! – осенила себя католическим крестом Урсула и рывком прижала к груди малыша.

Ударили из гранатомета… Потом подряд рванули два взрыва. Бензобак и канистры с бензином в багажнике машины, понял Савелов.

– Люди Купавны прикрывали нас. Сейчас они сгорают в железной коробке заживо. Заживо! Заживо! – в бессильной тоске сказал он вслух.

Чтобы не напугать ребенка рвущимся из горла криком, Савелов до ломоты стиснул зубы. Можно было таким образом сдержать крик, но как сдержать мысли, набатом колотившиеся в голове. Аз воздам!.. Аз воздам!.. Еще один черный крест лег на твои плечи, подполковник Савелов, с внезапным спокойствием обреченного подумал он. Опять ты, Савелов, доказывая свою интеллигентскую исключительность, как и тогда, в Афгане, погубил людей. Разрабатывая операцию «Рухлядь», ты хотел только блага для своей страны. Но разве ты не понимал, что благо это будет замешено на крови и что всякими рвущимися к власти политиканами и «самостийниками», в конечном счете, все это может быть использовано против КГБ? Сейчас ты, Савелов, как последний подонок, ставишь под удар еще двоих – женщину и ни в чем не повинного ребенка.

Он выключил хрипящий радиопередатчик и, чтобы не встречаться взглядом с глазами женщины, всмотрелся в снежную круговерть за лобовым стеклом машины.

– Дорогая Урсула, сейчас я довезу вас до ближайшего населенного пункта, и там вы, за любые деньги, наймете машину и немедленно вернетесь домой, к вашей бабушке Магде, – после долгой паузы глухо произнес он.

– А как же вы? – с русской бабьей жалостью вырвалось у нее.

– Я? – переспросил он и, смахнув ладонью слезу с ее щеки, пропел вполголоса: – «И нельзя мне вправо, и нельзя мне влево – можно только неба кусок, только сны!» Впрочем, со снами тоже проблема. Мой ангел-хранитель Купавна, погибая, успел предупредить меня, что вся западная граница Советского Союза для нас перекрыта. Мне остается лишь свободный полет в преисподнюю, в которую тебе, милая девочка, со мной на пару не стоит торопиться…

– Зачем же так драматично? Может, все и обойдется.

– Может, и обойдется, но, как говорил у нас в Афгане Ваня Бурлаков: «Рожденный быть повешенным не умрет от перепоя», – Савелов хрипло засмеялся и вырулил на трассу.

– Послушайте, Вадим, – дотронулась Урсула до его руки, – у меня в Днепропетровске есть родственники. Спрячем у них в гараже машину и, пока не утихнет сыр-бор, отсидимся в их частном доме.

Савелов покачал головой.

– Это очень опасно для ваших родственников и… и для вас с сыном. Больше я не хочу никого тянуть за собой.

Вскинув на него зеленые глаза, Урсула как-то уверенно и очень твердо произнесла:

– Поехали, чего мы ждем?..

Пронзая фарами завесу из беснующегося снега, они миновали развилку на трассе с указателем направления на Мелитополь и Одессу.

– Стойте!.. Что означают слова Купавны: «За морем житье не худо?» – вдруг вспомнила Урсула.

– То и означают. – Савелов усмехнулся. – За морем люди живут без наших тектонических разломов и с уверенностью смотрят в свой завтрашний день.

– Подождите: в минуту смертельной опасности он два раза говорит нам о житье за морем… За морем, за морем… За морем? – сжав лицо в ладонях, упрямо повторяла Урсула, стремясь проникнуть в скрытый смысл слов Купавны. – Майн Готт! – во внезапном прозрении воскликнула она. – Ваш друг твердил нам не о житье за морем, а просто о море… О Черном море, понимаете?

– Нет.

– Паром Одесса – Варна…

– Аплодирую, милая фрау! – резко нажал на тормоз Савелов и полицейским разворотом на месте решительно крутанул машину. – Признаюсь, мне такое не пришло в голову.

– Это направление на откупе у местного КГБ, – волнуясь, продолжала Урсула. – В крупные московские игры его не посвящают, потому что некоторые сотрудники разделяют националистические взгляды украинских самостийников. И на этот раз они вряд ли будут задействованы в поисках.

– У вас аналитический ум профессионала-разведчика, – оценил Савелов ее доводы.

– Профессионала-шифровальщика, – поправила она. – Кроме того, по роду службы я иногда знакомилась с закрытыми материалами по националистическому подполью юга Украины. И вот еще что… Думаю, пришла пора сменить номера у машины.

Савелов непонимающе посмотрел на нее.

– В одном из чемоданов, он с двойным дном, есть другие номера и, соответственно, другие документы на машину, зарегистрированные в Мюнхене, – пояснила Урсула. – По инструкции мы должны воспользоваться ими после пересечения границы, а на этой стороне – только в случае критической ситуации.