Среди треска эфира ей удалось поймать мелодию из «Шербурских зонтиков». Но едва она закружилась по каюте в плавном, не имеющем названия танце, как прозрачную мелодию вытеснил информационный выпуск какой-то русскоязычной радиостанции.

«…сегодня ночью в Москве на семьдесят восьмом году жизни скоропостижно скончался от обширного инфаркта миокарда выдающийся советский ученый, философ-марксист, лауреат Ленинской и двух Государственных премий, Герой Социалистического Труда, действительный член Академии наук СССР Савелов…» Потом эфир опять заполнил сплошной треск, через который голос диктора прорывался лишь временами: «…большой вклад в развитие марксистско-ленинской науки… жизнь академика Савелова была отдана Коммунистической партии и советскому народу… выражают глубокое соболезнование родным и близким покойного… некролог подписали руководители партии и государства…»

– Что с тобой? – увидев лицо Савелова, вскрикнула Урсула. – Тебе плохо, Вадим?

– Оставь меня! – простонал он и скрылся в душевой.

Полоснувшую, будто ножом, боль в груди Савелову не помог заглушить даже ледяной душ. Заглянувшая через несколько минут в душевую Урсула увидела его спину, содрогающуюся от рыданий. Она испуганно прильнула к ней губами и осталась стоять вместе с ним под ледяными струями. Лишь когда он понемногу успокоился, она набралась храбрости и спросила:

– Прости, я не все разобрала. Кто он тебе, тот академик?

Савелов рывком прижал ее к груди, будто хотел заслонить собой от кого-то или от чего-то очень страшного.

– Отец… – прошептал он. – Десять дней назад он сказал мне, что по помойке, именуемой жизнью, каждый из нас, смертных, бредет в одиночку. Мой умный, мой нелепый старикан, понимаешь, он и ушел… из жизни… от меня – в одиночку. Я один виноват в его уходе…

– Не вини себя, Вадим.

– Виноват… Понимаешь, вчера они упустили нас. И сегодня ночью наверняка пришли к нему, надеясь обнаружить нас там, на улице Грановского. Матерились, хамили… все в доме перевернули…

– У него были проблемы с сердцем?

– Проблемы были с душой. Что поделаешь – тектонические сдвиги истории… Но сердце моего мудрого отца разорвалось от страха за меня.

– Мужайся, Вадим. К сожалению, мы ничего не можем изменить…

В дверь громко постучали, и в коридоре кто-то громко объявил:

– На горизонте – Варна. Трэба сдаты каюты, громодяны.

Через час под пронзительные крики чаек паром огромным утюгом устало вполз в затянутую голубой дымкой бухту Варны. Над ней золотой подковой нависал расцвеченный буйными красками южной осени древний город. Приветливые болгарские пограничники довольно быстро проштамповали паспорта путешествующих немецких супругов Урсулы и Эдварда фон Зильбербард и посоветовали им непременно увезти с собой в Германию бочонок-другой местного вина из винограда урожая этого года.

За двое следующих суток немецкая супружеская чета фон Зильбербард с сыном Зигфридом без особых треволнений пересекла на белом «БМВ» горящие осенней позолотой Румынию, Венгрию и Австрию, чтобы наконец поужинать в приграничном немецком городке, запивая сосиски с капустой добрым баварским пивом.

За ужином Савелов бегло просмотрел немецкую прессу. Некоторые газеты сообщали о кончине в Москве известного русского философа-марксиста Савелова и даже доброжелательно отзывались о его научных трудах. О скандале, связанном с прохождением через турецкие проливы крупнейшей партии бронетанковой техники из СССР, нигде не было ни слова.

Время шло, но подтверждений Центра о продолжении операции «Тамплиер», как то было условлено с генералом Толмачевым, не поступало. Это заставляло Савелова нервничать и даже порой впадать в депрессию. Вышедший на него наконец связник ничего утешительного не сообщил. Центр лишь рекомендовал Щербинке – таким оставалось агентурное имя Савелова – обзавестись собственным домом и ждать дальнейших указаний.

– А на какие шиши обзаводиться домом и когда будут «дальнейшие указания», они не сказали? – спросил он связника, с виду более похожего на эстрадного артиста.

Тот ухмыльнулся и, тряхнув длинными, до плеч, волосами, ответил:

– Не сказали… Думаю, по причине того, что в Конторе давно уже не понимают, что делает их левая рука и чем занята правая.

– Хотите сказать, что в Центре такой же бардак, как и во всей стране?

– Ничего не хочу сказать, – ухмыльнулся связник. – Но советую не надеяться на Центр и переходить на подножный корм.

Связник оказался прав, Центр словно забыл о них.

Некоторое разнообразие в монотонную жизнь семьи Зильбербард внесли покупка и обустройство дома в пригороде Мюнхена, на что ушли почти все деньги.

– Из-за политического бардака в России Центру пока не до нас, – успокаивал себя и Урсулу Савелов. – Бывает, что разведчики ждут своего часа «икс» десятилетиями.

– Бывает, – соглашалась Урсула. – Мне неудобно говорить про это, Вадим, но хочу напомнить: нам не на что ждать этого часа. К тому же, какие мы с тобой разведчики? Извини, мы попали в эту скверную историю, как куры в ощип. Как говорил мой покойный муж Пауль, «если мавр сделал свое дело, кому потом дело до этого мавра?..».

– Ты можешь предложить что-то путное? – резко обрывал он. – А если нет, то лучше помолчи, милая фрау. Зачем затевать пустой разговор?

Урсула вспыхивала до корней рыжих волос и сразу замыкалась в своей комнате, а он уходил из дома и часами бесцельно слонялся по городу.

Однажды в февральскую слякоть Савелов зашел в «Хофбраухаус» – шумную пивную в центре Мюнхена, где он часто коротал время за кружкой «Лёвенбрау». Его внимание сразу привлек пожилой мужик в мятом пиджаке с красными рачьими глазами. Тот из литровой кружки потягивал пиво и со смаком, как это делают только русские, заедал сушеной воблой.

Интересно, этот тип из Москвы или Тамбова? – неприязненно подумал Савелов, присаживаясь за соседний столик. – Во всяком случае, на зарубежного агента КГБ и русского коммерсанта он не тянет.

Мужик перехватил взгляд Савелова на воблу и великодушно протянул ему полуочищенную тушку.

– Попробуй, немчура. К водке ничего нет лучше соленого огурца, а к пиву – воблы, – добродушно проворчал он по-русски. – Давай, давай, попробуй, фриц недобитый…

– Сам ты недобитый, – по-русски огрызнулся Савелов, но воблу взял.

– Русский? – совсем не удивился мужик и, не дожидаясь ответа, протянул руку: – Мишка Кригер – фартовый еврей, по погонялу Страшена.

– Почему Страшена?

– До того как удалось свалить на землю обетованную, пришлось пять лет кантоваться на добровольно-принудительном поселении в Страшенах. Мерзкий городишко, должен сказать. Молдавский Мухосранск… Представляешь, там в кранах вода течет с керосином. Фу-у, гадость!.. А ты из каких?..