Попытки почувствовать что-то к его ранам и боли искусно отбиваются нарциссом примерно такими формулировками:

• я не нуждаюсь в жалости;

• не вижу повода, с чего бы такому человеку, как вы, меня жалеть;

• нечего сопереживать, давайте решать, что с этим можно сделать;

• нет никакой ценности в том, чтобы копаться в переживаниях, скажите лучше, как это решать.

Но… если понимать, что стоит за этим, то можно капля за каплей возвращать в контакт человечность, приглашая человека узнавать, что стоит за его страхом почувствовать сочувствие к себе. Нарцисс всячески избегает проявлений сострадания к нему в любом человеке. То есть саму суть своей боли он будет прятать так же надежно, как Кощей Бессмертный свою смерть.

Стать свидетелем страдания нарцисса – это показать, что вам понятна его уязвимость, а значит, стать источником сильной угрозы.

Уязвимость слишком опасна для его образа самого себя и для отношений, в которых, как ему кажется, его отвергнут за его слабость и несовершенство.

Он прячет свое страдание. Он скрывает слезы. Он говорит обо всем преувеличенно равнодушно. Он не ощущает того, что адекватно было бы чувствовать в его ситуациях. И оказывается, что к нему практически невозможно что-нибудь испытать. Точнее, так: все, что чувствуешь к нему, приходится переживать в одиночку, наталкиваясь на неприступную скалу, защищающую его хрупкость.

Иногда мои клиенты говорят мне: «Я боюсь ощутить жалость к себе. Ведь тогда я расклеюсь, а я не могу себе этого позволить».

То есть в их психической реальности есть две непересекающиеся и полярные части: одна сильная, безжалостная, требовательная и справляющаяся, вторая – слабая, обессиленная и раздавленная жалостью к себе. Как будто стоит хоть капельку себя пожалеть, как она, словно яд, побежит по венам и размягчит все кости, мышцы, волю и сознание. Поэтому надо не давать себе спуску и быть с собой жестким и местами даже жестоким. И в чем-то нарцисс совершенно прав: даже одна капля жалости, прочувствованная сердцем, может растопить его, а значит, появится шанс, что по венам побежит горячая человеческая кровь. Жалость – трансформационная соль терапии, которая может разбить нарциссические «чары» или хотя бы начать эту работу. Если удастся пробиться сквозь обесценивание и рационализации, нарцисс почувствует, что людям рядом не безразлично его страдание, его боль, его переживания. И это, как нить Ариадны, может вернуть его к людям.

Зависимость

Требуя от себя не нуждаться абсолютно ни в ком, нарцисс на самом деле остается внутри очень-очень зависимым. В этом и заключается один из главных нарциссических парадоксов. Они требуют от себя стойкости неприступной и самодостаточной скалы, способной выдерживать любые удары судьбы, тогда как внутри они остаются хрупкими и очень нуждающимися в заполнении своего дефицита зависимости от другого.

В детстве им было отказано в той опоре, которую родители должны дать своим детям. И, потеряв надежду на нее, нарциссы всю жизнь терроризируют себя требованием, что им надо самостоятельно со всем справиться и ни в ком не нуждаться. Даже вступая в отношения, нарцисс одной частью себя бесконечно надеется, чтобы партнер дал ему расслабиться и передохнуть. Но другой ни за что не может допустить этого, потому что тогда он вынужден будет столкнуться с собственной недостаточностью. А это то, чего он не может вынести. Его идеализированный образ требует от него всегда быть способным справиться со всем и ничего ни у кого не просить.

Нарциссический человек бесконечно атакует свою потребность в зависимости. По этому критерию специалисты определяют злокачественность нарциссизма: осталось ли в человеке хоть чуть-чуть способности зависеть от кого-то, или на смену приходят жесткие формы подчинения себе воли других людей, чтобы они сами хотели делать то, что ему нужно.

Именно это неизбежно разворачивается и в терапии. Потому что само обращение к психологу означает нужду нарцисса в ком-то другом. И этой правды он будет старательно избегать разными способами. Он будет обесценивать психолога и сам процесс. Он будет нападать на свою неспособность быстро все понять и измениться. Он будет не признавать пользу, которую можно взять у специалиста. Он будет погружаться в стыд, если его сталкивать с тем, что он все-таки нуждается в помощи или поддержке. Он будет сопротивляться и извиваться, и делать вид «я случайно на минуточку зашел просто посмотреть»…

Избегая зависимости от психолога, нарцисс изобретает железобетонную рационализацию: «Давайте займемся делом и обойдемся без всяких отношений». То есть в его фантазии он пришел только получить пользу, обойдясь без зависимости от терапевта и эмоциональных вложений. Иногда требуется несколько лет, прежде чем в терапии удается почувствовать, что мы (психолог и клиент) не просто движемся к какому-то результату. Мы не тренируем эффективность и не развиваем навыки. Человек не просто приходит каждую неделю, рассказывает терапевту достаточно тяжелые истории из своей жизни, а тот слушает и откликается. В какой-то момент возникает вопрос: что такое человек делает, чтобы буквально не замечать взаимоотношений с терапевтом?

Вот так внутри нарцисса все и происходит. Вы можете быть с ним рядом долгое время, а уйдя из одного пространства с вами, он искренне будет уверен, что вы его забыли и вообще к нему равнодушны. Он быстро теряет эту ниточку связи, потому что способность привязанности в нем сильно нарушена. Он не ощущает ценности совместно проведенного времени и того, что остается внутри, когда расстояние увеличивается. В его душе удивительным образом быстро исчезают следы эмоциональной памяти о другом.

Нарцисс осознанно или бессознательно заставляет себя не скучать, не грустить, не переживать. Так он бережет свою эмоциональную непривязанность и независимость.

«Я не дам никому власти над моими чувствами, которые могут сделать мне больно». Поэтому не стоит вкладываться в другого, чтобы он не понял, насколько важен для тебя, не стать от него зависимым.

Если нельзя функционально помочь, то нарцисс не видит в разделении своих переживаний никакого смысла. Он не ожидает, что за него будут волноваться или переживать. Он видит все разговоры о чувствах и тяжести бессмысленными. Он несет их в одиночестве, даже не подозревая, что от людей можно что-то хотеть в этот момент. Так происходит в его внутренней реальности, где он ходит по безжизненной пустыне без людей вокруг, которые живут где-то далеко от него. И так было в его прошлом…

Я видела много случаев, когда клиенты, будучи уже долгое время в терапии, неистово сопротивлялись своей нужде в другом человеке. Вы не представляете себе, насколько это отчаянная борьба, полная одновременно ярости и боли. Их внутренний тиран ожесточенно нападал на их желание сдаться и принять помощь и поддержку человека рядом. Их внутренний маленький ребенок корчился и рыдал внутри. Эти процессы всегда сопровождаются жесточайшими головными болями, как будто голова раскалывается надвое. Потому что тут есть прямая угроза жесткому приказу: «Уничтожить в себе потребность в другом, не надеяться на адекватный отклик».