Нарцисс обходит зависимость, как опасную пропасть, упав в которую он уже не сможет быть по-прежнему неуязвимым и сильным. Но если он возвращает себе право на зависимость от людей, то это шанс на совсем другую жизнь, в которой есть близкие и теплые отношения, где можно будет и давать, и получать…Горе

Знаете, почему нарциссу трудно, а иногда и вовсе невыносимо пройти сквозь страх жалости и зависимости? Потому что дорога к ним лежит через горе. Обычное человеческое горе, в котором море слез по потерянной когда-то надежде на любовь.

До горя нарцисса добраться почти нереально. Оно тайное и скрытое от всех глаз. Психика бережет его как самое ценное, но проклятое сокровище. Потому что если нарцисс столкнется с ним и признает, что ему есть о чем горевать, то окажется, что внутри он просто лишенный любви и значимости человек. Он лишен чего-то важного. А это то, что нарциссу невыносимо признать. Поэтому он отрицает и сам факт лишения, и необходимости горевать об этом.

Кроме того, если нарцисс отгорюет эту начальную потерю, ему придется проститься с надеждой на то, что когда-нибудь он все-таки получит эту любовь. Ведь он столько работал над собой, чтобы ее получить, пытаясь стать совершенным и идеальным. И чтобы заставить мир полюбить себя. А если никакой надежды нет, а есть лишь горе, то все попытки были зря. Все зря…

Страх горевания у нарцисса настолько силен, что иногда он запрещает себе даже грустить и плакать, рассказывая себе и другим, что ему вовсе не о чем переживать.

Слезы, которые позволили бы нарциссу хоть чуть-чуть легализовать свое горе, он старательно прячет. И внутри его души образуются соленые озера и моря, которые, однако, нисколько не целебны. Они консервируют боль, причиненную потерями, но не лечат ее.

Нарцисс не может оплакать потерю любви матери и отца. Он застыл в фантазии, в которой его отвергли, а потом он сам уничтожил в себе все, что могло бы сделать любовь возможной. Он не может пережить то, что больше никогда не будет любим, нужен и интересен. Как мог бы быть в детстве, если бы любовь матери принадлежала ему безраздельно. Живя с этим представлением о недоставшейся ему любви, он ощущает холод и ярость. И они позволяют ему уничтожить саму потребность в том, что ему так и не удалось получить. Этот феномен и составляет суть нарциссизма. Исцелиться нарцисс может только в том случае, если ему хватит сил встретиться с этим глобальным и тотальным горем.

К нему невозможно приблизиться в одиночку. Психика бережет нарцисса от того, чтобы он не утонул в слезах и не задохнулся от боли. В глубине его души ужасающая темнота, пустота и холод, в который не спуститься без проводника, который будет держать за руку и помогать смотреть на правду… Оказывается, мы не можем не любить свою мать и не нуждаться в ней, если внутри существует дефицит. Даже если мы уехали за тысячи километров, отправляем только открытки по праздникам и совершенно вроде бы равнодушны. Внутри жажда любви неистребима, а дефицит существует, даже если не признан или обесценен. И очень страшно и неожиданно признать: «Я не могу не любить свою маму. Я не могу не нуждаться в ее любви. Я бессилен не хотеть любви… Если я не могу получить любовь или принятие, я вообще в этом не буду нуждаться. И в этом мое могущество – уничтожить значимость другого для отношений с ним или уничтожить сами отношения» – так он думает, не признавая свое бессилие, увеличивая свою потребность никак не зависеть от других. Признать все это – значит совершить прорыв (в понимании нарцисса, конечно).

Исходя из нарциссической парадигмы ребенок, а потом и взрослый вообще уничтожает импульс к другому, который невозможно удовлетворить.

Чтобы не страдать от собственного ограничения влиять на это.

Чтобы не горевать про исключенность из любовной жизни другого.

Чтобы не другой ограничивал мою нужду в другом, а я сама себя ограничивала (или сам себя ограничивал) для отношений с ним.

Я говорю себе: смирись, что ты не нужна (не нужен). Перестань нуждаться в том, кто тебе так важен!

Чтобы не хотеть связи и ценной зависимости, я побеждаю свое желание этого.

Я побеждаю, убивая саму потребность.

Я расправляюсь со своей любовью сама (сам), лишь бы не признавать горе от того, что меня не любили так, как мне хотелось.

Речь идет не о бессилии. А об уничтожении энергии, направленной к тому, кого любишь, чтобы не обнаружить свою зависимость от его любви…

Бессилие

Нелюбимый матерью ребенок научился жить в атмосфере этой нелюбви. Приспособился к функциональному обращению. Нарастил защиты. Невыносимо ведь все чувствовать сердцем. Нужна броня нечувствительности…

Одна девочка ускользала и пряталась, сидела в своей комнате, ощущая себя невидимкой, и тонула в безнадежности. А другая девочка все время пыталась, заслуживала и злилась, когда не получалось расколдовать свою мать. Она яростно билась в психику матери, а получалось, что лишь нападала на свое бессилие. А еще один мальчик от невозможности быть любимым отвернулся сразу. И стало еще одним замороженным человеком на свете больше…

Потом они пришли в терапию. Им предстоял долгий путь плутаний и отрицаний. Защиты надежно прятали от них реальность собственного бессилия и материнской невозможности любить. Слой за слоем под суетой злости, битвы и суеты они обнаруживали свой стыд, страх и боль быть нелюбимыми своими матерями. Они замирали на остановках отчаяния. Уходили в пустыню грусти. Но обратного пути не было. Боль от несбывшейся первой детской надежды на любовь и первый выбор прервать свою потребность в ней толкали их вперед…

Их психика ждет исцеления. И оно возможно только повторным проигрыванием ранящей ситуации. Жизнь обязательно откликнется на их призыв. Не в фантазии, а в физической реальности к ним придут люди и нанесут «случайные» точечные удары прямо в сердце. Чтобы уж наверняка. Чтобы отрицать реальность нелюбви было уже невозможно. Чтобы столкнуть уже взрослых людей с нелюбовью. Чтобы дать понять: да, так бывает, прими это. Чтобы уже нельзя было игнорировать реальность, ни свою, ни чужую… Только тогда были защиты. В терапии они отступают, чары рассеиваются. Ясность проступает сквозь пелену детской надежды и ожиданий, которые никогда не имели под собой почвы. «Мама не умеет любить. Чем бы я ни расплачивалась…»

В этот момент в душу взрослой женщины прорывается та самая девочка. Или в душу взрослого мужчины входит тот самый мальчишка. Они пытаются спасти себя своими привычными способами: не чувствовать, замереть. Или напасть на обидчиков со всей яростью. Привычно отрицать важность материнской любви. Стыдиться запрещенных слез.

Терапевту важно в этот момент быть рядом. Держать за руку. Не дать свершиться привычному сценарию. Превратить жизненные силы в способность горевать, а не прерывать свое горе. «Как тебе было больно… А сейчас мы выдержим».

К сожалению, во многих закапсулированных травмах есть этот момент проигрывания. Потому что иначе «распаковать» психическую энергию невозможно. Приходится снова вживую встретиться с ситуациями, которые жестоко ранили и прервали что-то в душе. Но есть и хорошая новость. Значит, психика готова идти по другой дороге. Нейронные связи прокладывают новые тропинки…