– Весьма мило с ее стороны, – произнесла я, что с того английского, что в ходу среди южан, на обычный английский переводилось как «да и черт с ней». – Я тебе говорила, что мы едем в Калифорнию на бар-мицву моего племянника?

– Она хотела как лучше и теперь о содеянном сожалеет.

Никакие хотения «как лучше», что известно во всем мире, предательство не оправдывают.

– Надеюсь даже, что уговорю Натаниэля взять отпуск. Можешь себе представить его сидящим на пляже с отчетом о выводе на орбиту?

– Может быть, ты хотя бы в «Девяносто девятые» вернешься?

– Внимание! – прорвался сквозь гул разговоров чей-то голос. – Началось.

Я поднялась на цыпочки, стремясь заглянуть поверх голов. Одновременно с тем постаралась отойти от Хелен, которая вроде бы стремилась сделать как лучше.

Но Бетти…

Бетти! Та всегда была бесподобна! Использовала любой шанс, чтобы засветиться на страницах солидного журнала. Например, на страницах «Лайф».

Но сегодня ее амбиции не имели значения. Сегодня значение имела только Луна. Точнее, вид ее обратной стороны.

Я сделала очередной глоток шипучей ежевичной смеси и позволила волнению собравшихся вокруг охватить и меня. Против такого волнения в составе такой группы я вовсе не возражала. Возражала лишь… Да что там возражала! Категорически не желала вообще оказываться в центре внимания сколь-нибудь значительного скопления малознакомых людей.

В зале воцарилась тишина, и мы услышали приглушенные голоса из Главного центра управления запусками. Я на мгновение закрыла глаза и прислушалась к голосу Натаниэля, который присутствовал среди прочих.

Рядом со мной резко вдохнула Миртл.

Я открыла глаза.

– Что там?

Там, на экране, появилось первое крупнозернистое изображение. Признаюсь, я не сразу разобралась в серых и черных пятнах на экране.

По комнате разнесся голос Натаниэля из громкоговорителя:

– Изображение, которое вы видите, дамы и господа, изначально было снято камерой и переведено в единицы и нули. Затем единицы и нули были переданы сюда через бездну космоса, а тут уж преобразованы обратно в понятную нам картинку. В итоге мы с вами видим поверхность обратной стороны Луны.

И как по волшебству я в пятнах и всполохах на экране узрела изгиб горизонта.

У меня невольно вырвался радостный возглас, а люди вокруг меня принялись кричать и подпрыгивать.

Я подняла свой бумажный стаканчик. Подняла его за успех миссии и за команду, которая эту миссию планировала.

Так же торжествующе поднял руки Малуф. Миссис Роджерс принялась, точно девчонка, нарезать танцевальные па. С криком по воздуху кулаком ударил Паркер. Юджин поднял Миртл и закружил в объятиях. А я все смеялась и смеялась.

– Я – следующая! – Хелен ударила Юджина по руке, и тот усмехнулся.

Юджин поднял Хелен и закружил и ее вокруг себя, я же, уставясь на экран, смеялась так неистово, что у меня вскоре заболели щеки.

Луна. Когда-нибудь. Когда-нибудь я отправлюсь туда. Когда-нибудь непременно побываю на Луне.

* * *

Когда мы начали получать изображения с более высоким разрешением, то нам открылась истинная красота Луны. Да, пейзаж был суровым и неприступным, но весьма и весьма величественным. Уверена, что все в МАК тогда ощутили прилив энергии.

Кроме того, выкладки Пузыря оказались совершенно верны. То есть изменение расположения дюз на первой ступени носителя делало их суммарную тягу значительно более стабильной, что в свою очередь позволило им генерировать большую мощность. Благодаря этому полезную нагрузку можно было увеличить аж на двадцать три с половиной процента, что значительно сокращало необходимое в дальнейшем количество запусков для создания лунной базы.

Только что неожиданно открывшиеся возможности заставили пересмотреть весь ранее намеченный план экспансии Луны, чем и занялся Натаниэль. Новая программа потребовала совершения огромного объема расчетов в весьма сжатые сроки, и оказалось, что без большой машины IBM уже никак не обойтись, и Натаниэлю волей-неволей пришлось преодолевать свою хроническую ненависть к ней.

Запуск программы занимал несколько часов, но все ж оказалось, что нянчиться с машиной ему весьма даже нравится. Нравится, несмотря даже на то, что рядом с ним – Басира, ее настоящий программист. Разумеется, он отдавал себе отчет в том, что исправить что-либо в случае даже малейшей поломки, например, если приемник просто зажует перфокарту, ему не по силам, но все же… В общем, мужчина есть мужчина, и разумом его, как известно, вечно повелевают чувства.

– Итак… – Я крутила меж ладоней две перфокарты, которые только что выудила из мусорной корзины. Свет, проходя через прямоугольные дыры в них, создавал весьма интересную игру. – Я получила еще одно приглашение от «Мистера Волшебника».

– Понятно. – Натаниэль оторвал взгляд от листов с машинописным текстом, который читал. – И каким же стал твой ответ? Надеюсь, ты согласилась.

Я отрицательно мотнула головой.

– А я так давно в Чикаго не бывал. – Он поерзал на кресле. – Может, возьмешь отпуск, и мы отправимся туда вместе?

– Для тебя, может, поездка в Чикаго и станет отпуском, а для меня выступление там, несомненно, окажется тяжелейшем испытанием. – Улыбаясь, я принялась надрывать край карточки, и та вскоре стала походить на заднюю кромку крыла птицы.

– Что ж, решать тебе, а я поддержу любое твое решение.

– Знаю.

Я и впрямь знала, что он окажет мне максимальную поддержку, как бы я ни поступила, из чего следовало, что решение возложено на меня и только на меня. Если продолжу бороться за включение женщин в космическую Программу, то вызову раздоры на работе, в противном же случае разочарую Натаниэля.

Я знала. Все я знала. Знала, как мне надлежит поступить. Знала, что следует сделать. Я просто…

Басира, будто бы не обращая ни малейшего внимания на наш разговор, сидела в другом конце комнаты. Рядом с ней гремел компилятор, и из его чрева одна за другой выскакивали карточки и, издав «туик, туик, туик», гулко ударялись о металлическое ограждение.

Я приложила вторую карточку торцом к первой. Получились крылья.

В этом-то и была суть дела, не так ли? Крылья, полет и космос, и я хотела отправиться в космос любым способом, пусть тот на первый взгляд и не имеет изначального смысла.

А у меня меж тем была жизнь, которой я вроде бы должна быть довольна. Да мне и в самом деле нравилась моя жизнь. Мне нравилось быть вычислительницей. Нравилось быть миссис Йорк. У меня были любимые муж и достойная, интересная работа. Чего еще желать? Но я тем не менее, отчетливо понимая, что способна на большее, хотела большего и от жизни.

Собираюсь ли я довольствоваться лишь вычислениями чужих идей?

Я подвернула передний край «крыльев», и в таком виде они запросто стали бы отменным