на середине мелодии все, кто был на похоронах, обессилели физически и морально. Случайные прохожие, завлеченные чарующей музыкой, словно приросли к месту.

Антонио играл отчаянно, отдавая всего себя. Мелодия, которую он выводил, звучала печально и торжественно, но никому не дарила наслаждения. Пытка продолжалась, пока Тристан не вырвал смычок из рук Баэля. Слушатели тяжело дышали, пытаясь прийти в себя. Кто-то упал в обморок, другие сидели на коленях, опустив головы, третьи рыдали во весь голос. За каких-то несколько минут тихая церемония превратилась в хаос.

Маэстро, задыхаясь, устремил взгляд туда, где теперь лежала его возлюбленная. Гнев на его лице уступил место более глубоким чувствам. Не в силах больше смотреть на его страдания, я отвернулся и замер.

Все, кто собрался вокруг заснувшей навечно девушки, почувствовали силу мести маэстро. Я был уверен, что мелодия предназначалась убийце. Интересно, что он ощущает сейчас? Жалеет и молит о прощении Всевышнего? Или…

Вдруг я заметил человека, единственного сохранявшего спокойствие посреди всего этого хаоса. Хотя нет, не спокойствие застыло на его лице. Ликование. Абсолютно непонятное для меня торжество.

Дюпре плакал от счастья, с обожанием глядя на Баэля. Да, он любил музыку Антонио, но как можно было испытывать радость в такой момент?

Раздражение сменилось беспокойством, а следом меня охватил страх. Что-то было не так. Он боготворил Баэля, словно…

«Убийца», – внезапно пронеслось в голове, и я опять забыл, как дышать. Откуда взялась эта мысль? Сердце неистово забилось. Я снова украдкой посмотрел на Дюпре. Неужели передо мной убийца? А может, мне показалось и он просто восхищен выступлением маэстро, которого так сильно почитает?

Но в его взгляде было что-то еще. Нечто бросающее в дрожь.

Утерев слезы, Дюпре внезапно куда-то заторопился, обогнул сидящих на земле людей и скрылся из виду.

Пока я раздумывал над его странным поведением, невольные слушатели Баэля пришли в себя и поспешили уйти. Климт Лист одарил своего воспитанника разочарованным взглядом и отвернулся. Баэль же, упав на колени, смотрел, как лопаты беспощадно забрасывают гроб с телом девушки, которую он так любил. Его опустошенный вид снова вызывал во мне бурю эмоций.

– Извините, мне нужно идти.

Тристан посмотрел на меня с недоумением, а Баэль даже не шелохнулся. Повернувшись к ним спиной, я направился к выходу с кладбища. Мне нужно было время, чтобы обдумать все.

«Если Дюпре действительно преступник… – Я начал искать объяснения своей гипотезе. – Нужно понять, каким образом он смог подделать почерк Хюберта. Взял партитуру у госпожи Капир? Или… Стоп!»

Я стукнул по голове, ощущая себя полным идиотом.

«Коллопс… Ганс… Климт Лист… Ему я показывал свои произведения чаще всего. Дальше… Отдавал партитуру некоторым музыкантам, с кем играл в дуэте, но ноты писал не я. А еще… госпоже Капир». Вспомнив разговор с Хюбертом, я вдруг заметил одну деталь, которую до этого упустил.

«…ноты писал не я».

Конечно, в Эдене сотни переписчиков, и совсем не факт, что Хюберт обращался именно к Дюпре. Но юноша, хоть и начал работать совсем недавно, пользовался большой популярностью среди музыкантов благодаря своему каллиграфическому почерку.

Ко мне вдруг внезапно пришло осознание, что, если бы не его горящий взгляд там, на кладбище, я бы никогда не заподозрил Дюпре.

Интересно, переписывал ли он что-нибудь по просьбе Хюберта? Если да, то это может стать одним из важных доказательств. Переписчику, должно быть, не трудно подделывать чужой почерк, а Дюпре работал с разными музыкантами и к тому же слыл страстным поклонником Баэля. Правда, есть одно но.

Чем он убивает? Человеку не сотворить такое голыми руками.

Ломать голову можно было долго. Я решил спросить у него напрямую и поклялся себе во что бы то ни стало найти его тайное оружие, если он действительно убийца.

Нащупав в кармане перо, я с силой сжал его. Оно мне может пригодиться: я успею написать его имя своей кровью, пока мое тело будет истлевать.

За обдумыванием разговора с Дюпре пролетело несколько дней. В Эдене чувствовалось приближение зимы. Листва с деревьев облетела и лежала ковром, отливающим золотом, обещая возродиться весной. Но если предсказание Кисэ исполнится, весна больше никогда не наступит.

Мои подозрения крепли день ото дня. Выражение лица Дюпре так и стояло перед глазами. Но прежде чем обвинять, необходимо было поговорить с Хюбертом. Мне нужен тот, кто в случае моей смерти сможет распутать это дело. И я снова направился в штаб гвардии.

К сожалению, Крейзера не было на месте, а командир военной части отказался пускать меня к подозреваемому без разрешения капитана. Я только что не на коленях умолял его передать Хюберту всего один вопрос. Командир неохотно согласился и вышел из кабинета.

Аллен очень умен, к тому же наш предыдущий разговор натолкнет его на верные размышления, и он догадается, что мне нужно. А если я умру, он сразу поймет, кто преступник.

Командир вернулся крайне быстро.

– Ответ на ваш вопрос – «да».

Моя версия подтвердилась. Теперь оставалось лишь узнать, с помощью чего он убивает людей.

Пожалуй, стоило побывать в Канон-холле. Возле штаба я столкнулся с Крейзером: он выходил из экипажа. Увидев меня, капитан крайне удивился, а затем его губы растянулись в привычной усмешке.

– Вы снова здесь.

– Господин Крузе.

Тон моего голоса насторожил его.

– Что-то случилось?

– Вы ведь снимете все подозрения с Хюберта, если появится новая жертва?

– Я не совсем понимаю, что вы имеете в виду, господин Морфе, но ваши слова наталкивают меня на очень странные мысли, учитывая, что вы считаетесь сообщником Хюберта.

– Мне все равно, что вы там себе надумали, но прошу, запомните: если появится еще одна жертва, подозревать нужно не Хюберта, а Дюпре.

Крейзер наморщил лоб и рассеянно вскинул на меня глаза.

– Дюпре? Переписчика из Канон-холла?

– Да.

– Почему его? – озадаченно спросил капитан. – Не понимаю, с чего вы взяли, что он может быть причастен.

– Я пока сам не уверен. Но вы, пожалуйста, запомните мои слова.

Чувствуя спиной его полный подозрений взгляд, я забрался в экипаж. Прежде чем повозка тронулась, раздался стук в окно.

– Связано ли это с вашим завещанием? – прокричал Крузе.

Я слабо улыбнулся.

– Вы очень догадливы. Если со мной что-нибудь случится, пожалуйста, передайте отцу и матери мою последнюю волю.

Крейзер провожал удаляющуюся повозку задумчивым взглядом. Экипаж, плавно покачиваясь, направился в самый центр Эдена.

По дороге в Канон-холл я думал о многом: о семье, друзьях, фортепиано, музыке… Той самой, которую изменил Баэль. Он открыл для меня целый мир, а я так и не смог стать его истинным ценителем. С моих губ сорвался тихий смешок. Придется расстаться с жизнью, не исполнив свою мечту. Но