догонять. Я не хотел доводить дело до свалки, поэтому выбежал вам навстречу, как ваш знакомый…

— Но вы же тоже за мной следили? Мне кажется, что вы меня пытаетесь запугать, как будто смерти Привалова недостаточно…Но я же вам объясняла— у меня ничего нет. Против меня завтра возбудят уголовное дело за халатность, сберкнижки уже арестованы. У меня двести рублей дома и все…

— Елена Алексеевна, престаньте причитать, просто послушайте меня. Это не милиция. Вас просто пытаются похитить и расспросить, куда вы дели деньги. Понимаете? И расспрашивать будут куда серьезнее, чем в камере следственного изолятора. Поэтому вам надо, чтобы милиция нашла деньги и поймала преступника.

— Я же говорю…

— Знаете, я устал и хочу домой. У меня был трудный день. К вам я не испытываю теплых чувств, потому что выпив вашего кофе я чуть не умер. Если вы без моего разрешения еще скажите хоть слово, я просто уйду. Эти ребята еще не уехали. Они просто выломают дверь вашей квартиры и увезут вас отсюда…

— Я все поняла, я буду молчать — женщина плюхнулась на диван и изобразила безмолвие.

— Так вот. Завтра, около одиннадцати часов утра вы звоните сотруднику областного управления, который оставил вам телефон… Вы же его не потеряли?

Главбух молча кивнула.

— Так вот, звоните и говорите, что вспомнили лицо человека, который вас бил, а потом убежал, и готовы его опознать. Вам предложат приехать в управление, но вы должны отказаться. Поясните, что это не ваш каприз, а следствие того, что сегодня вечером вас во дворе дома пытались схватить двое и затащить в машину «ГАЗ— двадцать четыре» и увести. Осторожно выгляните в окошко из=за шторы и запомните этих людей. Номер видите? Я тоже не вижу, снегом залеплен. Так вот, скажете, что вас пытались похитить и попросите, чтобы за вами приехали сотрудники. Оговорите кодовое слово, которое вам скажут, прежде чем вы откроете дверь.

В управлении вам снова дадут просматривать альбомы. Вы должны опознать вот этого человека. Видите, какое у него лицо особенное…— я протянул свернутую, чтобы не были видны паспортные данные, копию карточки с фотографией Боброва.

— Что с вами, вы его узнали?

— Кажется да, это он меня…бил.

— Хорошо. Так вот, вы его опознаете, а если среди фотографий его не будут, скажите, что готовы нарисовать его фоторобот. На лицо еще раз внимательно посмотрите. Вам все понятно?

Женщина подняла руку вверх, как старательная первоклассница.

— Да, можете спрашивать?

— У меня два вопроса. Первый — зачем эти игры и почему, если вы знаете, кто это сделал, почему не задержите его? И второй вопрос… ой, я забыла.

Я отвернул лицо от холодного стекла окошка — «волга», загрузив всю бригаду «топтунов» уехала.

— Я устраиваю эти игры, потому что в очень близком окружении этого человека — я потряс фотографией Боброва— у меня есть знакомая. И если кто-то узнает, что информация пошла от меня, этот человек до утра не доживет.

— Все? Вопросов нет?

— Я вспомнила! Я хотела спросить, если вы все знали, зачем все это? Зачем все эти убийства?

— Вы считаете, что все вертится вокруг вас, что ли? Я не знал ничего. Просто я не идиот, чтобы понять, что похищенные деньги находятся сразу после того, как вы узнали, что к вам придет БХСС, не просто так. Вы присосались к каким-то деньгам и стали их крутить. И я вас предупреждал, что не надо шутить с наличкой, потому что вокруг люди, которые все видят, и все хотят крутить большие дела и иметь огромные суммы. Когда я от вас потребовал вернуть деньги в кассу — что я в ответ получил? Вы с шефом отравили меня и поехали наследующий день. Вы же самые умные, да?

— Мы не травили вас…

— Да мне пофиг, я после вашего кофе обрыгал всю форму, до вечера без сознания лежал в кабинете, и только через сутки смог ходить. А потом, когда вы в изоляторе сидели, нас обязали проинформировать всех помощников об этом происшествии. Вот тогда мне человек сказал, кто участвовал в нападении на вас.

— А почему мне надо звонить после одиннадцати часов. Я же могу и в девять часов позвонить.

— Они утром очень заняты, им будет не до вам. Поэтому я боюсь, что на вас надавят, и вы сами попретесь в Управления, но не доедете. Поэтому делайте четко так, как я вам сейчас сказал.

Глава 24

Глава двадцать четвертая. Жадность — это плохо.

Лыжи скрипели по сухому от мороза снегу, а я «накатывал» широким шагом, стараясь сильнее отталкиваться алюминиевыми палками. Мне было необходимо побыстрее проскочить по замкнутому кругу вокруг села, проторенному местными школьниками на уроках физкультуры. Свою машину я оставил в километре от въезда в село Отрадное, возле безлюдного в это время года сельского кладбища. Я, вполголоса матерясь, надел, задубевшие от времени и ставшие мне тесными, лыжные ботинки, закрепил дужки креплений и встал на лыжню, впервые за последние три года. На лыжах, как на велосипеде, если научился ходить, то уже не разучишься. Если бы не ботинки, с трудом налезшие ногу только с тонким носком, отчего ноги почти сразу стали мерзнуть, то лыжная прогулка доставляла удовольствие. Хотя нет, не правда. Удовольствия никакого не было. Все висело на волоске. В любой момент в дом Боброва могли ворваться прибывшие из райцентра милиционеры, или сам Бобров, или его жена, могли увидеть, что, какой-то мужик в нелепой цветастой шапочке с помпоном, перегнувшись через забор, старательно прячет что-то на их огороде. Или дети, бегущие по лыжне в трестах метрах впереди меня, могли запомнить меня, или мою машину. Факторы риска были столь многочисленны, а цена ошибки… Мне не хотелось даже думать, что произойдет со мной, попадись я с этой сумой наличности. Наверное, печальная судьба покойного Привалова показалась бы мне несбыточной мечтой. Но на кону была мое дальнейшее благополучие. Наверное, на остров в Индийском океане не хватит, но вот купить особнячок в пару-тройку этажей — денег вполне хватит... Мысли о счастливом будущем частично отвлекли меня от мрачных мыслей.

Впереди показалось несколько совсем маленьких ребят, что шли по лыжне, проложенной между прибрежным сосняком и задами огородов жителей, проживающих по улице Прибрежной.