— Я заказал тебе яичницу с ветчиной, — сказал он. — Есть хочешь?

— Ужасно, — ответила я. — Чем закончился вчерашний вечер?

— Дружным весельем и пьянкой.

— Весельем и пьянкой или просто пьянкой?

— К чему ты ведешь?

— Ни к чему.

— Какого черта! Почему прямо не скажешь?

— Я даже кофе еще не пила, — сказала я. — Нам что, нужно обязательно ссориться?

— Ничего нам не нужно. Да и время поджимает.

Вниз спустился Билл и придвинул к нам стул.

— Жутко хочется есть, — признался он.

— Ну, пошли по кругу, — сказал Эрнест и, подозвав официанта, заказал ему еще одну яичницу, кофе с молоком и подписал чек. — Пойду распоряжусь насчет билетов. Увидимся на месте.

Он ушел, а Билл остался сидеть. Держался он очень застенчиво.

— Что же все-таки было вчера вечером?

— Ничего, что хотелось бы вспоминать, — ответил он.

— Тогда не вспоминай.

— На самом деле всего я не знаю. Гарольд что-то сказал Пэту, а потом вспыхнул Хем и ужасно обругал Гарольда. Было неприятно.

— Догадываюсь.

— Подошедший Дон пытался утихомирить страсти, но было слишком поздно. Гарольд позвал Эрнеста на улицу, чтобы разобраться.

— Гарольд? Может, позвал другой?

— Нет. Но атмосфера накалилась.

— С Гарольдом все в порядке?

— Абсолютно. Они даже не прикоснулись друг к другу.

— Слава Богу.

— Говорят, Хем предложил подержать очки Гарольда и это ослабило напряженность. Они рассмеялись, почувствовав себя круглыми дураками за то, что затеяли эту склоку.

— Что с нами происходит, Билл? Можешь мне объяснить?

— Если б я знал! — сказал он. — Для начала — мы слишком лихо пьем. И многого хотим, не так ли?

— А чего мы, собственно, хотим? — спросила я, ощущая прилив уныния и душевную смуту. Я не знала, заметил ли Билл, что Эрнест явно домогается Дафф. Но что он мог думать? Что мог сказать?

— Всего, конечно. Всего и еще немного. — Билл почесал подбородок и попытался пошутить: — Головная боль тому доказательство.

Некоторое время я внимательно вглядывалась в его лицо.

— Если это праздник, тогда почему нам не весело?

Он откашлялся и отвел глаза в сторону.

— Нам ведь не стоит пропускать выступление любителей? Хем говорит, это самое интересное — надо обязательно посмотреть.

Я вздохнула.

— Да не надо ничего ему доказывать. Тебе ведь не очень понравилась пробежка быков.

— Не понравилась, — признался Билл слегка смущенно. — Но я согласен на вторую попытку. Еще не сдался.

— Почему все так говорят?

— Не знаю, — сказал он. — Просто говорят.

Выступление любителей давно уже стало для Эрнеста любимым зрелищем в фиесте. Все эти годы он репетировал вероники, используя, что придется, — шторы, мое старое пальто, — и довольно в этом преуспел. Теперь он мог дразнить быков, отскакивая в последний момент. После этого у него всегда было приподнятое настроение, и он, счастливый, продолжал тренировку в гостиничном номере с плащом, купленным в отдаленном от площади магазине, куда не заглядывают туристы. Плащ был из тяжелой красной саржи, окаймленный простой черной тесьмой. Эрнест стал собирать пробки для подола плаща: ведь именно пробки дают возможность матадору управлять плащом — размахивать им широко и точно.

Когда этим утром наступило время любителей, Эрнест взял с собой этот плащ и вместе с десятками таких же смельчаков, желавших проверить свою ловкость, перелез на арену. Билл отправился за ним, но Гарольд остался на месте; его с Дафф разделяло несколько сидений.

— У Пэта сегодня лицо синюшного цвета, — сказала Дафф, когда я села рядом. — Долгая была ночка.

— Уже наслышана.

— Нам тебя не хватало. С тобой всегда веселее.

Я внимательно на нее посмотрела, решив, что меня разыгрывают, но выражение ее лица было открытое и приветливое. В этом вся Дафф, гибель для мужчин, а в остальном — своя в доску, и играла она по своим правилам. Не думаю, что она стала бы спать с Эрнестом, даже если б хотела этого, потому что я ей нравилась, и еще — она знала, что быть женой нелегкое дело. Она уже дважды была замужем и теперь собиралась связать жизнь с Пэтом, если у них будет достаточно денег. Однажды она пожаловалась мне, что ей никогда не везло в браке, но у нее не хватало мужества прекратить попытки.

Пикадоры хорошо контролировали ситуацию с любителями, и то, что происходило на арене, казалось безопасной забавой. На поле находился только один светло-коричневый медлительный бык. Приблизившись к Биллу, он пнул его передним копытом в ягодицы, и тот упал на бок, как персонаж из мультфильма. Все рассмеялись. До Эрнеста еще не дошел смысл происходящего, а Гарольд уже миновал нас и тоже полез на арену.

— О, Гарольд, — только и сказала Дафф, ни к кому, в сущности, не обращаясь, а тот в бледно-желтом свитере в стиле фер-айл с пестрым рисунком и белоснежных спортивных туфлях выглядел как узнаваемая карикатура на богатого и беспомощного американца. Мы обе следили за ним. — Я сказала ему, что между нами ничего не может быть.

— Не уверена, что он это услышал, — сказала я, стараясь по возможности быть деликатной.

— Мужчины слышат, что им хочется, а остальное додумывают.

Оказавшись на арене, Гарольд посмотрел туда, где мы сидели, и широко улыбнулся. Светло-коричневый бык находился близко от него и неуклонно приближался; Гарольд увернулся от рогов, как делали остальные. Бык пробежал вперед, но потом развернулся и затрусил назад, и вот тут Гарольд ухватился за рога и дал быку протащить его несколько шагов. Со стороны казалось, что это хорошо отрепетированный цирковой номер. Гарольд не меньше других был изумлен своим успехом, и когда бык опустил его на землю, словно перышко, он опять повернулся в нашу сторону с ликующим видом.

— Хему это не понравилось, — сказала Дафф.

Я проследила за ее взглядом: Эрнест стоял на арене, мрачно наблюдая за Гарольдом. Пикадор находился в футе от него, но он, похоже, этого даже не заметил.

— Эрнест не выносит, когда другой мужчина делает что-то лучше, чем он, — сказала я, но мы обе знали, что Эрнест злится на Гарольда всю неделю — с тех пор как ему стало известно о любовном свидании в Сен-Жан-де-Лус. Плохо было уже то, что Гарольд обладал Дафф, а Эрнеста связывали жена и ребенок, но теперь тот, причем каждый день, таскался по Памплоне за Дафф, как несчастный кастрированный бычок, ставя себя в глупейшее положение. Это было уже слишком.

Следующий бык был стройнее и проворней. Его движения напоминали кошачьи, он кидался от одной стены к другой, постоянно меняя направление. Один местный житель в темной рубашке подошел к нему слишком близко и был повержен на колени. Бык поддал его головой, и тот упал под копыта животного. Все пытались отвлечь внимание быка. На какое-то мгновение это удалось Эрнесту, который широко распахнул перед ним плащ. Другие махали руками и кричали, но бык вернулся к лежащему ничком мужчине и снова сильно поддал его. От удара ноги мужчины запрокинулись за голову, и тут бык, склонившись на одну сторону, вонзил правый рог в бедро несчастного, прямо под ягодицей, и прошил его до колена. Сверкнула, открывшись, бедренная кость, мужчина истошно закричал, кровь хлынула из раны прежде, чем пикадоры бросились к быку и оттеснили его — сначала к стене, а потом погнали в загон, где ему предстояло ждать девять часов, а потом быть убитым.