Третья встреча:

— На этот раз ни я, а секретарь Моро привез Пишегрю на кабриолете Роллана в дом Моро. Степень моего участия в этой их встрече была не больше, чем в двух предыдущих. Возвращаясь с этого свидания, Пишегрю казался мрачным и, против своего обыкновения, немного приоткрылся мне. Он сказал: «Кажется, этот парень тоже с амбициями и хочет править. Что ж, пожелаем ему успеха! Но я полагаю, что он не процарствует во Франции и двух месяцев».

Реаль продолжил допрос и спросил, что он знает об отношении Кадудаля к Моро.

Лажоле показал следующее:

— Два месяца тому назад о том, что Кадудаль находится в Париже, еще никто не знал, и тот решил проверить Моро через посредника — некоего Вильнева, бретонца, земляка Моро. Однако этот Вильнев хорошо знал только секретаря Моро, через которого и пытался установить контакты, но получил лишь уклончивые ответы Моро.

Роллан подтвердил все показания Лажоле.

— Когда Пишегрю приехал к вам по окончании своей последней встречи с Моро, что он вам рассказал? — спросил его Реаль.

— Пишегрю попросил меня отправиться к Моро на следующий день и потребовать от него окончательного ответа, согласен ли он будет, облеченный поддержкой своих людей и захватив власть, передать ее в законные руки и как можно скорее. На что Моро мне ответил: «Я не встану во главе любой партии, целью которой является восстановление Бурбонов. Они настолько дискредитировали себя в глазах народа, что любая попытка возвращения их правления обречена на провал. Если же Пишегрю согласится действовать в другом русле, то я ему заявил, что для этого потребуется устранение консулов и губернатора Парижа. Полагаю, у меня будет значительная поддержка в Сенате, чтобы получить власть. И я воспользуюсь ею, чтобы защитить Сенат. Затем общественное мнение подскажет нам, что следует делать дальше. Но до этого я ни под чем не подпишусь».

29 плювоза (19 февраля 1804 г.) верховный судья вновь отправился в Тампль для того, чтобы во второй раз допросить Моро.

Тот же зал. Такой же торжественный и холодный Ренье. Тот же судебный пристав.

— Чем занимается у вас гражданин Френьер?

— Он мой секретарь.

— Предупреждал ли вас гражданин Френьер о встречах, которые он имел с одним из людей Жоржа Кадудаля? Говорил ли он вам, чего Кадудаль добивается от вас? Просили ли вы вашего секретаря передать через него ваш ответ Кадудалю?

Наступила тишина. Моро размышлял.

— Свой ответ я хочу изложить в письменном виде. Гражданин Локре достал перо, чернила и бумагу. И Моро

начал писать:

«Несколько месяцев тому назад гражданин Френьер рассказал мне, что некто, знавший его в Ренне, но которого Френьер не знал, попросил его узнать у меня, не соглашусь ли я по причине того, что правительство обо мне забыло, либо с моей невостребованностью, послужить принцам королевской крови, в случае, если в правительстве произойдут изменения. Я ответил гражданину Френьеру, что если вы вдруг снова уведите этого человека, передайте ему, что если бы мне и пришлось служить французским принцам, то это было бы лишь в случае, если бы я возглавлял армии; причем такое предложение мне было бы сделано заранее, но никак не после победы французов. Сейчас же, когда правительство консолидировано, а я живу как частное лицо — такое предложение является чистой воды безумием.

Несколько дней спустя гражданин Френьер сообщил мне, что этот некто приходил за моим ответом и что он его получил. При этом речь не шла ни о Кадудале, ни о ком-либо еще. Более того, гражданин Френьер никогда мне не говорил о Жорже Кадудале, а я никогда не просил его передавать что-либо Кадудалю от моего имени».

— Скажите, известил ли вас гражданин Френьер о том, что он виделся с Пишегрю в Париже? — спросил Ренье.

— Нет.

— Сказал ли он вам, что находился в том же экипаже, что и Пишегрю?

— Нет.

— Известно ли вам, что гражданин Френьер встречался с Лажоле в Париже в этом месяце?

— Нет.

— Известен ли вам человек по фамилии Фош-Борель?

— Лично нет, но мне говорили, что он содержится в Тампле.

— Хотите ли вы что-либо изменить, добавить или исключить из ваших показаний на предыдущем допросе? Вот протокол допроса. Прочтите его еще раз.

Моро произнес:

— Пожалуй, я снова отвечу вам в письменной форме, если позволите.

И Моро написал следующие строки:

«Имею лишь одно замечание, относящееся к предыдущему допросу. Оно касается гражданина Давида. В этой связи я хочу добавить, что примерно полтора года тому назад гражданин Давид написал мне письмо, в котором спрашивал, не буду ли я возражать против возвращения во Францию Пишегрю — единственного депутата из числа высланных из страны после 18 фрюктидора, который все еще остается за границей. Я ответил гражданину Давиду, что далек от мысли возражать этому; напротив, я готов свидетельствовать правительству противоположное мнение».

На этом закончился второй допрос Моро, проведенный верховным судьей.

Во второй раз Моро не произнес ни одного имени, которое следствие могло бы использовать как против него самого, так и против других.

В день, когда Моро был заточен в темницу, были схвачены полицией его адъютанты, за исключением капитана Рапателя, который смог избежать ареста. Были арестованы все слуги из дома Моро и в поместье Гробуа. Однако несколько дней спустя, после интенсивных допросов всех их отпустили на свободу.

Взять под стражу Френьера сразу не удалось. Он пустился в бега, как только узнал, что Реаль выписал ордер на его арест.

Чтобы объявить населению Парижа о существовании заговора против первого консула и республики, по поручению правительства на стенах мэрии и других общественных зданий были расклеены списки террористов, направленных Англией для физического устранения первого консула. В этих списках значилось имя Моро вместе с Пишегрю и Жоржем Кадудалем.

Так, в одной из афиш сообщалось: «Пятьдесят негодяев, из числа прославившихся своими зверствами во время междуусобной войны, прибыли в столицу под начальством Жоржа Кадудаля и Пишегрю. Они были приглашены сюда человеком, которого республиканцы считали до сих пор одним из своих друзей и товарищей, а именно генералом Моро, привлеченным вчера за это к ответу перед национальным правосудием». Кроме того, в Законодательный корпус был представлен доклад верховного судьи, в котором, в частности, говорилось: «Преступное примирение сблизило Пишегрю и Моро. Лажоле, друг и доверенное лицо Пишегрю, периодически выезжал из Парижа в Лондон и обратно, донося до сведения Пишегрю мысли Моро, а Моро — мысли Пишегрю». Однако наиболее одиозным в докладе Ренье было то, что в вину Моро вменялось «громадное состояние», которым обладал генерал.

Несколько дней спустя брат генерала — Жозеф Моро — публично выступил в Трибунате с протестом по поводу ареста брата и обвинениями Ренье. Но его протест остался не услышанным.