— Моя дорогая, ты ничего не смыслишь в искусстве извиваться! Были исследования, мы, крысы, можем пролезть в любое отверстие шире нашей головы, если измерять по нижней челюсти...

— Фелтруп...

— Это все, что нужно проверить: оси и отклонение нижней челюсти...

Фелтруп подпрыгнул. Марила просто поставила ногу на дыру:

— Посмотри на свою ногу, глупый осел.

Фелтруп сглотнул. Марила была права: его левая передняя лапа так и не восстановилась после его первой встречи с икшелями. Лорд Талаг и его спутники заперли его в трюмной трубе. Только в последнюю секунду, просунув лапу между трубой и ее крышкой, он избежал удушья.

— Да, да, я попался в их ловушку, — признался он, — но, Марила, ты не знала «Чатранд» в те дни. Все было по-другому. Мы еще не повстречали Диадрелу, не слышали об Арунисе или Нилстоуне и не догадывались, что нам всем придется сражаться вместе, чтобы выжить. Когда лорд Талаг поймал меня, он даже не поверил, что я — проснувшаяся крыса. Но со временем он начал уважать меня — даже поблагодарил за мое мужество и предложил мне услуги своего повара. У них нет причин меня ненавидеть, теперь.

— У Талага не было причин и вначале.

— Но теперь он меня знает; они все знают. Диадрелу называла меня своим любимым другом.

— Они убили и ее.

Быстрый ответ и, безусловно, логичный. Но Фелтруп не собирался сдаваться.

— Убери ногу! — прошипел он. — Кто-то идет! Милый друг, мы должны узнать, сколько икшель осталось в живых, и образумить их, прежде чем они попытаются совершить что-нибудь ужасное в Стат-Балфире.

— Что-то ужасное... понимаешь? Не все изменилось.

Приближался мужчина; Фелтруп чувствовал глухой стук шагов по доскам.

— О, моя дорогая девочка! Любящая, заботливая, материнская Марила...

— Не называй меня так.

До нее не достучаться, бесполезно! Фелтруп закружился по кругу. Он мог ощутить это на вкус, ожог от потери веры, ужасное осознание того, что даже с любимыми людьми речь может оказаться бессильной, а язык — ненужным. «Почему ты плачешь?» — спросила Марила, и Фелтруп укусил ее через ботинок.

Она закричала и отдернула ногу. Собаки завыли. Мистер Кут появился на углу с криком:

— Что случилось, мисс Марила? Маленький ребенок? Уже пора?

— Нет! Питфайр! — Она указала, но было уже слишком поздно. Пучки черного меха окаймляли щель в досках. Фелтруп уже протиснулся, ушел.

Теперь он был в темноте, в шестидюймовом узком пространстве между полом нижней орудийной палубы и потолком жилой. След вел прямо к левому борту. Он изо всех сил старался ползти в полной тишине, извлекая послание из своих ноздрей, чутко реагируя на малейшее движение воздуха.

Вперед, через бархатистую пыль. Когда след запаха достиг внутреннего корпуса, он повернул направо. Он быстро полз, его разум переполняли мысли о том, как поприветствовать их, что он должен сказать. У Талага были представления о чести: странные представления, но от этого не менее могущественные. Ключ — получить доступ к этим представлениям. Мы товарищи по оружию, лорд Талаг, не обращайте внимания на лапу, которую вы искалечили, зачем убивать меня, прежде чем мы немного поболтаем, зачем убивать меня и так далее, копье в спешке — сожаление на досуге, враг моего врага — мой друг, и, по обратной индукции, мой дружелюбный враг — это, это...

Он остановился, раздувая ноздри. Они стояли здесь, икшели, меньше тридцати минут назад. А потом они исчезли.

Глаза Рина, только не снова.

Фелтруп кружился, прислушивался, ощупывал и пробовал воздух на вкус. Запах пропал; он привел его к этому месту и исчез без следа. Когда дело доходило до того, чтобы прятаться, крысы были экспертами, но икшели были искусными магами. Он перевернулся на другой бок и прижался ухом к доскам. Ничего, кроме отдаленных шагов людей и плеска моря. Он прошипел: «Выходите! Это всего лишь Фелтруп! Я ваш друг, сегодня и во веки веков!» Ни звука, даже эха.

— Покажите себя! Подозрительные простофили! Я не выдам ваше убежище!

Тишина насмехалась над ним. Они могли бы быть где-нибудь рядом, улыбаясь, лаская наконечники своих копий, кружа вокруг него, затягивая петлю.

Он продул одну ноздрю, другую, затем глубоко вдохнул, пытаясь уловить даже самый отдаленный призрак запаха. Ничего. Он прижал искалеченную лапу к доскам, поводил нежной мякотью взад-вперед. О чем он только думал? Что он найдет петлю, крошечную трещинку, очертания икшель-двери? Но такие двери так и не были найдены. Каким мечтателем он был! Роуз разобрал корабль на части и ничего не нашел. Икшелей можно будет увидеть снова, когда они этого захотят, и не раньше.

— Вместе мы сильнее, — сказал он тьме. — Мы должны держаться вместе, в том числе и с людьми, имейте в виду. Или мы обречены.

Фелтруп положил голову на лапы. Он лгал самому себе. Он не боялся, что икшели бесшумно приближаются, чтобы пронзить его копьем. Нет, он боялся их отсутствия, их отказа от его мирных предложений, их продолжающейся ненависти к гигантам и любому, кто запятнал себя благосклонностью гигантов. Он не слишком задумывался о том, к чему может привести эта ненависть. Он чувствовал только потерю: колоссальную, постыдную потерю. Ты была права, Марила. Ты можешь полюбить язык и его обещание прямого солнечного бульвара, всеобщей валюты сердца. Но это только твоя вера, и она не двигает горы. Они не слушают, эти горы. Они счастливы там, где находятся.

Он моргнул.

Что-то произошло. Холод коснулся обрубка хвоста. Он обернулся: на доске лежала большая капля. Он прикоснулся к ней языком: соленая и — гораздо более странно — чистая. Не просочилась, не сконденсировалась. Свежая морская вода, упавшая сверху и все же каким-то образом проникшая глубоко в недра «Чатранда».

Он отвернулся, прополз несколько футов, остановился, чтобы еще раз подумать. Он коснулся доски в шести дюймах над головой. Затем он повернулся и направился обратно к тому месту, где исчезал след. Мокрое пятно все еще было там. Он снова протянул лапу вверх. На этот раз она ни с чем не столкнулась.

Фелтруп уставился на потолок. Там явно была еще одна дыра, побольше той, через которую он протиснулся. Кстати, почему не было света с орудийной палубы, со всеми этими открытыми иллюминаторами? Нервничая, он сел на задние лапы. Вот! Он нащупал край отверстия, провел лапами по его периметру. Дыра была размером примерно в десять квадратных дюймов.

Он поднялся выше — и свет ударил ему