Хотя я была несправедлива к нему – убийцей я стала намного раньше встречи с ним. Однако он выпустил джинна из бутылки и сподвиг меня на то, чтобы лишение жизни других людей стало моей профессией.

Да, в этом был виноват он. И только он. Или все-таки я сама? Подушка в моих руках вдруг показалась ужасно тяжелой, словно налитой свинцом. Оставалось только одно – положить ее на лицо Аркадия Аркадьевича и посильнее надавить. Выждать для верности две минуты, а потом убрать. И все.

Я собралась с силами, поднесла подушку к лицу профессора, а тот вдруг поднял веки и уставился на меня своими бирюзовыми глазами.

– Ты пришла… Я так тебя ждал. Я знал, что ты жива, – произнес он тихим голосом.

Я, содрогнувшись, сделала шаг назад. Как такое может быть? Как он узнал меня?

Профессор, чуть приподнявшись, забормотал:

– Зина, Зиночка… Я ведь не хотел, не хотел, чтобы все так закончилось…

Тут я поняла – больной принял меня за свою покойную дочь. Но ведь я ничуточки на нее не похожа! Или он принимал желаемое за действительное? Или…

В мою голову закралось подозрение: неужели этот гениальный стратег, этот человек-компьютер, этот бездушный шахматист сошел с ума?

Но тут взгляд Аркадия Аркадьевича прояснился, и он, откинувшись на подушки, прошептал:

– Нет, я ошибся. Вы снова пришли надоедать мне витаминами. Оставьте меня в покое! С учетом тех денег, которые я плачу, вы должны беспрекословно выполнять мои требования.

Я проникла в клинику, чтобы убить его. Потому что не осталось больше никого, кто бы мог сделать это вместо меня. Но могла ли я поднять руку на жалкого, больного человека? Ведь он и так много перенес, едва не умер…

– Извините, – произнесла я и, швырнув подушку на софу, развернулась, направилась к выходу. Больше мне нечего было делать в клинике. Профессор сам себя покарал, получил то, о чем мечтал, – деньги, власть, влияние. Но лишился того, что любил. Заплатил свою цену. И пусть он еще жив. На больничной койке сейчас не человек, а мумия.

– Это вы? – раздался мне вдогонку слабый голос. – Ну конечно, это вы.

Аркадий Аркадьевич снова принял меня за свою дочь! Да, дела плохи, наверняка очень скоро он окажется в психиатрической клинике. И уже никогда ее не покинет.

– Значит, вы не погибли. А у меня были сомнения относительно вашей смерти… Ведь такой профессионал, как вы, никогда бы не пошел на подобную глупость – на штурм поместья Борисенко. Теперь я понимаю – вам нужен был предлог, чтобы за вами погнались. Чтобы автомобиль, в котором вы якобы находились, взлетел на воздух.

С бьющимся сердцем я обернулась и увидела ясный взгляд профессора, его ехидную улыбку. Нет, никакой он не сумасшедший. И не старый, больной человек. А, как и прежде, всем даст фору. Потому что он узнал меня!

– Знаете, что вас выдало? – спросил Аркадий Аркадьевич. Я облизнула губы. Ситуация была критическая. С ним-то я справлюсь, а вот с его людьми? Дело, опять же, всего лишь в их количестве. А здесь, в санатории, бодигардов много.

– Нет, не голос, – продолжал профессор. – Ведь голос вы умеете менять мастерски. И не внешность – тут тоже не придерешься. Ваша походка… Не то чтобы она у вас индивидуальная, но медсестры так не ходят. Слишком вы похожи на крадущуюся кошку. Ну, или на профессиональную убийцу. А такую я знал лишь одну – вас.

Я приблизилась к Аркадию Аркадьевичу и, дрожа, взглянула на него.

– Значит, я не ошибся, – сказал тот тихо. – Вы – мой лучший проект. И вы – все, что у меня осталось. Потому что я потерял все, одновременно заполучив то, к чему все время стремился.

А затем его лицо искривилось, и профессор прошипел:

– Это ведь ваша работа? Я имею в виду гибель Зины и прочие несчастья, что последовали за ней?

– Не моя, а ваша! – ответила я. – Помните, когда я пришла к вам после покушения на вас, устроенного Борисенко, вы сказали, что я должна исполнить последний заказ, после чего получу свободу? Неужели вы намеревались сдержать свое слово?

Аркадий Аркадьевич вздрогнул.

– Конечно же, нет. Я сказал вам, что дело станет последним, и оно бы стало таковым – после исполнения заказа вас бы отправили в расход. Потому что вы стали уж слишком независимой!

Я взглянула на его палец, тянувшийся к звонку. Всего лишь одно движение, и сюда ворвется телохранитель. С одним я справлюсь без проблем, а вот с другими будет сложнее. Но хуже всего другое – если мне удастся уйти, станет известно, что я все еще жива. А жить, являясь мертвой, было хорошо.

– Ты убила ее, ты убила ее! – твердил Аркадий Аркадьевич. – И ты заплатишь за это! Заплатишь! Прямо сейчас, прямо…

Его тело дернулось, а затем обмякло. Профессор больше не шевелился. Его палец застыл в паре сантиметров от кнопки звонка. Подозревая, что это всего лишь очередной спектакль, я приблизилась к кровати.

Но нет, это был не спектакль. Это была смерть. Единственное представление, которое для всех нас завершается падением черного занавеса и вековечной темнотой.

Сейчас темнота поглотила Аркадия Аркадьевича, пожалуй, самого гениального стратега и ведущего бизнесмена современной России. Наверняка не выдержало прооперированное сердце.

Я вышла из палаты и неспешно направилась к выходу. А на следующий день стало известно, что Аркадий Аркадьевич скончался от сердечного приступа.

Сущая правда. Его никто не убивал. Он умер своей смертью, хотя заслужил иного.

С моими врагами было покончено. Мне уже некого было бояться, никто не грозил мне разоблачением. И было покончено с моим прошлым. Я не намеревалась больше никого убивать. Никогда.

Я приняла решение, что покину Москву и Россию. И так и сделала.

За рубежом я провела около двух лет, но в итоге вернулась в Москву.

И не только в Москву. Я вернулась к тому занятию, без которого не могла жить. Я стала профессиональной убийцей. Точнее, я и раньше была ею, но теперь я работала на саму себя.

То, что сидело во мне, дало о себе знать. То ли гены, то ли злая сущность. Я хотела остановиться, но не могла. Однако я по-прежнему неукоснительно соблюдала простое правило: я никогда не убиваю из удовольствия.

Ведь я дала себе слово: если я когда-то его нарушу, то завяжу. Нет, не только с деятельностью киллерши. А со своей жизнью.

Ника Соловьева

Приняв решение заняться профессором Винокуром, я сообщила своему посреднику, который все ожидал ответа относительно занятного и хорошо оплачиваемого предложения, что ухожу в бессрочный отпуск. А моя фотофирма могла на какое-то время обойтись и без меня. Потому что я посвятила себя иному – охоте на маньяка.

Винокур – если, конечно, это его настоящая фамилия, относительно чего у меня были определенные сомнения, – осторожен и хитер. И на его совести огромное количество жертв. И Света в том числе. Девочка умерла от легочной эмболии, что, вероятнее всего, соответствовало действительности. Но чем и, главное, кем была вызвана эта самая легочная эмболия?