— Это невозможно! Гастебле ни за что не изменит вассальной присяге! — Пьер скривился, как будто ему наступили на старую болезненную мозоль.

Робер отличался врожденной порядочностью. Просить его изменить королю — все равно что предложить добровольно отрезать себе руку — он просто не поймет. Именно за это герцог уважал своего брата, так глубоко, что это чувство причиняло ему почти физическую боль. Наверное, за такое ненадуманное, естественное понятие о чести Робера и любили женщины. Гуго прекрасно знал о благородстве графа де Дрё, и Моклерк понял: это маленькая месть за муки ревности, которые граф испытал за ужином.

С колкостями было покончено. Дальнейший разговор был посвящен деталям заговора.

— И все же меня беспокоит граф Шампани, — признался де Лузиньян, взбалтывая вино в массивном кубке. — Не верю, что он изменил королеве и романтическим идеалам.

— Я тоже не до конца доверяю Тибо, поэтому предлагаю после Рождества обсудить детали мятежа у него в замке в Труа. Человек в стенах родного дома более расслаблен, а потому более искренен. Там мы окончательно все проясним.

— Согласен! — фыркнул Гуго.

Граф был удивлен. Он считал себя гораздо умнее Пьера, и дельный совет, прозвучавший из уст герцога, показался ему неожиданным.

***

— Какие великолепные перчатки, мадам! Разрешите? — Бланка рассматривала руку Сабины.

Запахнувшись в меховые плащи, дамы прогуливались по заснеженному саду, впервые после трех недель, во время которых королева соблюдала постельный режим (на этом настоял ее лекарь). Свежесть искрившегося на солнце снега и морозного воздуха наполняла легкие чистотой и поднимала настроение.

— Подарок графа де Дрё?

— Как вы догадались? Об этом ведь никто не знал! — удивилась баронесса д’Альбре.

— Ох, наивное дитя из лесной глуши! — звонко рассмеялась королева, и служанки, следовавшие за ними, захлопали ресницами. Давно они не видели свою госпожу в столь веселом расположении духа. — На перчатках вышит вензель: две перекрещенные буквы, «Р» и «С» — «Робер» и «Сабина».

— Господи, а я и не заметила! Вот почему граф так хитро улыбался. — Сабина не смогла сдержать смех — ее развеселила собственная наивность. Но тут она вспомнила подробности, и улыбка постепенно сошла с ее изумленного лица. — Выходит, ночью граф де Дрё поднял на ноги пол-Суассона: кожевенников, ювелиров, вышивальщиц, чтобы к утру преподнести мне этот прекрасный подарок? А я-то решила, что он просто купил перчатки в первой попавшейся лавке.

— В том и прелесть подношения. Потрачена масса усилий и денег, для того чтобы вручить вам оригинальный подарок словно безделицу, как бы между прочим.

— И что же мне делать? — Сабина была потрясена, открыв для себя новую грань де Дрё.

— Ничего! Вы уже приняли перчатки, так что наслаждайтесь подарком. Этот повеса умеет не только делать изысканные комплименты, но и эффектно преподносить прекрасные дары.

— Мне казалось, вы относитесь к нему с предубеждением…

— К Роберу? — Бланка рассмеялась. Разумеется, она была категорически против их связи, но не могла не признать очевидного. — Я очень люблю мужчин ярких, способных устроить праздник своей возлюбленной. Де Дрё, как и Тибо Шампанский, из их числа. Чего не скажешь о моем бесцветном, скучном девере Филиппе Юрпеле.

Несколько минут женщины шли молча, погрузившись в собственные мысли. Сабина не видела Робера уже месяц и была рада этой передышке. Слишком уж стремительно развивались их отношения, а она не желала привязываться к женатому мужчине.

В начале зимы пришло известие о том, что королевские войска одержали окончательную победу в Лангедоке. Воины возвращались домой, поэтому граф де Дрё, как и другие крупные военачальники, был очень занят.

— После проведенной в спешке коронации сильнейшие вассалы начинают приходить в себя, — перешла королева к волновавшей ее теме. — Пьер Бретонский и Гуго де Ла Марш открыто требуют дать им земли, обещая в благодарность признать меня регентшей. Хорошо, что я успела одарить Филиппа Юрпеля графством Сен-Поль и несколькими замками. Впрочем, мысли и действия Филиппа угадать несложно, его патологическая жадность известна всем! Стоило немного его подмаслить, и они с супругой Матильдой тут же принесли оммаж королю.

— А что с графом Фландрии? Вы договорились с Жанной?

— Переговоры о его освобождении начались еще при жизни моего супруга, так что точка поставлена как нельзя кстати. Мы обсудили сумму выкупа — пятьдесят тысяч ливров. Половину графиня Жанна уже внесла, вторую половину заплатят города Фландрии. Ферран с женой также дали клятву верности мне и королю. Это нужно отметить! Поэтому, мадам д’Альбре, готовьте праздничный наряд — вас ожидает рождественский пир во дворце. Траур по Людовику Льву все еще продолжается, поэтому особых увеселений не будет, но новый король должен показать себя миру.

Большой дворцовый зал, украшенный к Рождеству, поражал своим великолепием. Стройные колонны с резными капителями поддерживали высокий сводчатый потолок, с которого свисали гигантские люстры с восковыми свечами. Многообразие мраморных скульптур, освещенных позолоченными канделябрами, вызывало головокружение. Библейские персонажи, увековеченные умелым живописцем в ярких настенных фресках, казалось, ожили в неверных бликах горевших факелов и смешались с живыми людьми.

Королева Бланка присутствовала на пиру в белых вдовьих одеждах, которые не снимет уже до самой смерти. Гости, однако, уставшие от войны и траура, принарядились. В диадемах, перстнях и серьгах сверкали драгоценные камни, соперничая с переливающимся дамастом и мерцающей парчой. В бесчисленных огоньках свечей золото сияло повсюду: на груди, запястьях и женских волосах. Ослепительные женщины и холеные мужчины — цвет французского общества — расселись за двумя рядами приставленных друг к другу столов согласно протоколу, который был составлен кравчим Робером де Куртене.

Отсутствие развлечений компенсировала изысканная кухня. На белоснежных скатертях стояли серебряные блюда с запеченными поросятами, фаршированными щуками и нежной форелью. Королю, восседавшему рядом с матерью на возвышении за отдельным столом, виночерпий налил легкого, сильно разбавленного вина. Луи поднял чеканный кубок, и пир начался. На балконе негромко заиграла музыка.

Потянулась бесконечная вереница лакеев, идущих попарно. Слуги несли на огромных подносах тушеную оленину в вишневом соусе, горы жареных куропаток и утопающих в собственном жиру каплунов, маринованную семгу и пирамиды из устриц. Даже обычные сыры, пироги, каши, паштеты и фрукты были украшены весьма замысловато, и с первого взгляда невозможно было угадать, что это за блюдо. Десятки вин, от сладкого тягучего до озорного молодого, заманчиво плескались в серебряных кувшинах.

Из-за отсутствия жонглеров, танцовщиц, акробатов и шутов пиршественный зал казался непривычно пустым, и гости вскоре разбились на отдельные группы и завели неспешные беседы. Наиболее азартные устроили мини-турниры в кости или шахматы.