Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Афанасий впервые столкнулся с ним, еще будучи служкой у архиерея. Именно он налил Сетере святую воду в самую обыкновенную литровую стеклянную банку. С этого и началось их знакомство.
На вопрос, зачем ему святая вода, Сетера, как о чем-то само собой разумеющемся, сообщил, что святая вода нужна ему для изгнания беса из одной гражданки.
Афанасий не поверил.
Сетера пожал плечами и пояснил: подобными вещами он занимается довольно часто и, нужно признаться, небезуспешно. Поэтому к нему частенько обращаются с подобными просьбами. Однако данная практика особого интереса для него не представляет, а скорее является средством существования, поскольку за изгнание бесов хорошо платят.
Заинтригованный Афанасий с юношеской непосредственностью попросил разрешения принять участие в акте экзорцизма.[5]
– Вы кто по знаку зодиака? – спросил Сетера.
– Кажется, Скорпион, – сообщил Афанасий.
– А она – Телец. Следовательно – противоположности! А противоположности, как известно из физики, при контакте взаимно разрушаются. В данном случае в астральном плане, конечно. Следовательно, ваше участие в процессе изгнания беса нежелательно.
В тот раз Афанасий так и не понял: соответствовали ли объяснения Сетеры действительности или от него просто хотели отделаться. Впрочем, Сетера вовсе не желал порывать отношений с молодым семинаристом. Он оставил свой московский адрес, телефон и предложил заходить в гости. Влекомый любопытством, Афанасий последовал приглашению и через неделю явился к Сетере. Тот жил в самом центре Москвы, в огромной коммунальной квартире. В списке жильцов Афанасий насчитал не меньше десятка фамилий. Он нажал на кнопку звонка пять раз (такое количество значилось против его фамилии). Через некоторое время обшарпанная двустворчатая дверь отворилась. На пороге возник Сетера, бросил взгляд на Афанасия и, не ответив на приветствие, взял того за рукав пиджака и, как паук муху, потащил по темному захламленному коридору. Комната Сетеры, судя по лепнине на потолке, выгороженная из значительно большей, впечатления просторной не производила, поскольку ее стены были заставлены рядами книг и картонных папок. Выглядела она вполне прилично. Именно так Афанасий представлял себе келью ученого-отшельника. Старинная лампа зеленого стекла под потолком. Громадный кожаный диван, такое же кресло и небольшой, типа ломберного, столик в стиле жакоб с бронзовыми накладками – вот, пожалуй, и вся мебель, имевшаяся в комнате. Под самым потолком висело чучело небольшого крокодила.
– Рептилия, – первое, что произнес Афанасий, указывая на чучело.
– В некотором роде, – заявил Сетера.
– Как понимать: в некотором роде?
– Очень просто. По обличию это действительно крокодил, а по сути – воплощение египетского бога Себека. Отпугивает силы тьмы. Вы присаживайтесь, молодой человек. Стоять в небольшом замкнутом пространстве не очень полезно для организма.
– А что полезно?
– Сидеть, а лучше лежать. Лично я всегда принимаю подобную позу. Итак, вас привело ко мне любопытство…
– Не отрицаю, – согласился Афанасий.
– Много вашего брата я перевидал, – сообщил Сетера. – А особенно из духовного сословия. Поскольку вызываю закономерный интерес у данной публики. Что же вы хотите: реликт. Где вы еще увидите в наше время живого демонолога, да не просто замшелого теоретика, а практикующего… Добывающего свой хлеб с помощью собственных знаний и умений.
– Неужели практикующего?!
– Представьте себе. Думаете, изгнание беса из гражданки – единичный факт? Отнюдь. Заказов достаточно много. Причем мои расценки весьма внушительны.
– Так вы ради денег стараетесь?
– А вы, духовенство, разве бессребреники?
– Очевидно, нет.
– Вот-вот. Церковь, кроме всего прочего, могущественная организация, а я одиночка. И должен изыскивать средства к существованию. Поэтому и занимаюсь практикой. И заметьте, никого в свои сети не завлекаю. Сами идут и сами просят помочь.
– И помогаете?
– А то нет! Иначе бы не шли.
– В чем же заключается ваша помощь?
– Бесов гоним. Одержимых излечиваем. Порчу снимаем…
– Каким же образом?
– Вы же, молодой человек, тем же занимаетесь. Так зачем спрашиваете?
– Я изгнанием бесов не владею.
– Плохо!
– Я в них, извините, не верю.
– Тогда я ничего не понимаю. Ведь вы – семинарист?
– Да.
– И не верите в бесов. А ведь в Евангелии они неоднократно упоминаются.
– Но я их не видел.
– Между тем имеется множество сущностей, которые не видел никто, однако в их существовании нет никаких сомнений.
– Знаю, знаю… Ветер, например.
– Но есть и такие существа, с которыми мы сталкиваемся, можно сказать, ежедневно, но вера в которых… как бы сказать поточнее… подвергается сомнению. Вот, скажем, вампиры…
– Кто-кто?!
– Вампиры.
– Это те, которые кровь пьют?
– Вот-вот. Они самые.
– И вы их видели?
– Видел. Даже общаться приходилось.
– Неужели?
– Видел не только я, а и другие люди. Есть у меня один знакомец. Некий Альфред Хейдок. Имя его на первый взгляд как будто немецкое, однако он не немец, а латыш, причем обрусевший. Нужно отметить: биография Хейдока почище моей. Участвовал в Первой мировой войне, потом, в Гражданскую, по слухам, воевал в Монголии в армии барона Унгерна, вместе с отступающими белыми частями попал в Китай… Жил в Харбине и Шанхае, где кроме основной работы ради куска хлеба занимался и литературой. Писал, переводил… После Второй мировой войны вместе с семьей добровольно вернулся в СССР. Попал в Североуральск, где работал юрисконсультом. Будучи убежденным теософом, состоял в переписке с Николаем Рерихом, за что и получил срок. Кстати, именно в лагере мы с ним и познакомились. Потом судьба бросала его по стране. Наконец он поселился в Балхаше, у своего сына, где и живет до сих пор. Я состою с Альфредом Петровичем в переписке. Недавно он прислал мне фрагменты своих записок. Вот послушайте.
«Случилось это происшествие примерно за год до моей посадки в лагерь. Жил я уже здесь, в этом самом городишке, Североуральске. И вот явился ко мне один священнослужитель. У него приход поблизости был. Немолодой, между прочим, батюшка. Явился по рекомендации одного моего знакомого. Приходит, значит, этот священник и неопределенный разговор заводит. О Боге, о дьяволе… Я, знаете ли, не любитель отвлеченных речей. По-дружески потолковать – сколько угодно. Рассказать о том, что знаю, – пожалуйста. А дискуссии эти… Уж извините. Не люблю. А он мне все толкует о Символе Веры, об Евхаристии… Но вижу, этот поп, его, кстати, величали отцом Мелентием, вовсе не дискутировать ко мне явился, а с чем-то иным. Спрашиваю напрямик: «Что вам, отче, надобно?» Мнется. Не знаю, говорит, как и начать. Короче говоря, выяснилось. Обратилась к нему одна прихожанка. Помогите, святой отец, говорит. Муж мой умерший начал ко мне по ночам приходить. И рассказывает эта женщина следующую историю. На девятый день после похорон ночью стук. Спрашивает: кто там? Пусти, отвечает. Она так и обмерла. Муж умерший явился! Тот, до смерти своей, бухгалтером на молокозаводе работал. Воевал, в плену побывал… Но, когда вернулся, никаких репрессий не пережил. Человек он был нелюдимый, какой-то отчужденный, но не злой, а как бы пришибленный. Все молчком, все тишком… Похоронили его, между прочим, без отпевания. Сам попросил…