На двери класса висела записка, хотя и написанная нечетким и убористым почерком Далласа.

Семинара поэзии сегодня не будет. Пожалуйста, используйте свободное время разумно и в рамках подготовки к пятнице прочитайте три стихотворения Лэнгстона Хьюза.

Могла ли я сосредоточиться на Лэнгстоне Хьюзе или любом другом поэте, не зная, где пропадает Даллас и почему он не связывается со мной?

И я решила использовать свободное время, чтобы чем-то порадовать Йена. Было ужасно видеть, как он, хромая, бродит по кампусу. Хуже того, в воскресенье нам предстояла развлекательная поездка в крытый аквапарк. Он ни за что не поедет просто ради тусовки, и мне была невыносима мысль о том, что Йен будет хандрить, торча один в своей комнате в общаге. Я понимала, что ему не нужно никакого сочувствия от меня, но все равно прогулялась в городскую аптеку и собрала пакет со всякими сладостями, спортивным журналом и кассетой с комедией «Новичок года»[64] — чтобы он с нетерпением ждал бейсбольного сезона. Сложив все покупки в подарочный пакет, я оставила их в его общежитии с карточкой, на которой было написано: Поправляйся быстрее! ХО.

Если б мы оставались парочкой, я добавила бы наших любимых батончиков, которыми мы обычно лакомились, смотря фильмы. Наверное, Йен подумает, что эти подарки и пожелания выздоровления прислала ему Сара Энн — ведь именно с ней, по словам Джорджины, он вроде как сейчас «спарился», — или какая-то тайная обожательница из младших классов. Но что еще я могу сделать?

Войдя в класс, я сразу увидела его — в джинсах, шелковой рубашке, с всклокоченной бородой и кривой усмешкой. НАКОНЕЦ-ТО!

Даллас наверняка знал, что я умираю от желания — не только увидеть его, но и узнать, где он пропадал последние четыре дня.

Даллас объяснил, что сначала его задержали «семейные обстоятельства», а потом еще рейс в Чикаго отложили из-за плохих погодных условий, поэтому пришлось торчать в аэропорту, пока его не посадили на самолет, вылетавший вчера вечером. Учитывая ситуацию с оценками, никого, кроме меня, это, видимо, не волновало. Едва он закончил говорить, как все наперебой начали выкрикивать свои вопросы.

Оглушительно свистнув, Даллас быстро добился тишины.

— Я поставил ровно те оценки, которые вы заслуживали, основываясь на приложенных вами стараниях, вдохновении и умственных способностях, — сообщил он, когда все угомонились. — И вы сами знаете это.

— Но… — возмущенно начала возражать половина класса.

— «Но» — вот ключевое слово, — подхватил Даллас. — Разумеется, с подачи ваших родителей, видимо, уверенных, что их дети достойны высших баллов в любой науке и ни на йоту ниже, кафедра английского языка пришла в ужас от последствий ваших низких оценок для приема в колледжи и для приемной статистики Гленлейка. Поэтому они умоляли меня пересмотреть каждую из ваших оценок за прошедший семестр.

Все затаили дыхание, ожидая продолжения.

— Слово «отвратительно» даже близко не описывает чувства, вызванные во мне столь вопиющими ложью и лицемерием.

Мне хотелось стать невидимкой. Мысль о том, что Даллас, мой тайный возлюбленный, способен разрушить будущее моих друзей, казалась невыносимой.

— Тем не менее, — продолжил он, — я также понимаю то давление, что вы, ребята, испытываете, стремясь попасть в выбранные для вас дурацкие колледжи.

К этому моменту почти все уже опустили головы, уткнувшись взглядами в свои парты.

— Поэтому я согласился повысить каждому из вас оценки на один балл. Если, разумеется, вы уже не получили пятерки, ибо в таком случае мне не удастся повысить заслуженные оценки.

Когда волна облегченных вздохов прокатилась по классу, он добавил: