В состав гарнизона входило американское пехотное соединение и японская пехотная рота. Это были части мощных экспедиционных корпусов Соединенных Штатов и Японии, которые прибыли для оказания нам помощи в борьбе с большевиками. Но это была не единственная причина, по которой они прибыли в Россию. Они, особенно японцы, были крайне заинтересованы в восточных районах Сибири; там, насколько я помню, находилось порядка 70 000 японцев.

Действовавшие на территории Сибири партизанские отряды срывали мобилизацию в Белую армию Колчака, не позволяли проводить заготовки продовольствия, нападали на тыловые гарнизоны и базы, устраивали диверсии на железной дороге.

Кроме белых и красных, были зеленые, которые боролись и с теми и с другими. Сильно осложняли ситуацию банды авантюристов, действовавшие в Сибири и на юге России. По крайней мере, две из таких банд сражались на нашей стороне. Одну из них возглавлял бывший офицер царской армии, а теперь атаман казачьего войска Семенов. Он ездил в бронированном поезде, состоявшем из четырех вагонов. На борту каждого из вагонов белой краской было выведено по слову, которые вместе читались как «Неустрашимый мститель атаман Семенов». Я неоднократно читал эту угрожающую надпись, когда поезд проезжал мимо наших бараков. Однажды я находился на станции Раздольное, когда туда подходил поезд Семенова. Поезд еще только замедлял ход, а из вагонов уже выпрыгивали откровенные бандиты, обвешанные патронами и ручными гранатами. Японцам приходилось предпринимать огромные усилия, чтобы добиться нашего расположения. Периодически они устраивали обеды для наших солдат. Кроме того, во время обедов каждый драгун получал пакет с табаком и чаем. Нам, офицерам, вручались деньги от японского императора в сумме месячного офицерского жалованья. Японцы не только были вооружены нашими винтовками, но и частично одеты в нашу форму. Как-то ночью во время перестрелки с партизанами мой отряд столкнулся с японским взводом из другого гарнизона, и офицер спросил меня на ломаном русском:

– Что вы есть за русский?

– Японский русский, – ответил я, посчитав, что это будет самый дружественный способ выхода из затруднительного положения.

Офицер оценил мой ответ, засмеялся и долго жал мне руку.

Японские офицеры были частыми гостями в нашем клубе в Раздольном; все они говорили по-русски. Наши отношения с американцами носили более официальный характер, но иногда мы приглашали и американцев. Как-то во время обеда, на котором присутствовали американцы и японцы, произошел неприятный инцидент. Американский офицер, не говоривший по-русски, поднялся, чтобы произнести речь. С широкой, доброжелательной улыбкой он поднял кулак и, отогнув по очереди три пальца, произнес три слова:

– Россия, Япония, Соединенные Штаты, – и, обхватив три выставленных пальца другой рукой, добавил: – Едины.

Японский офицер, очевидно выпивший несколько больше положенного, вскочил с места, выкрикнул:

– Россия и Япония едины, а Соединенные Штаты – тьфу! – и плюнул на пол.

Во время этого обеда многие выпили слишком много, и я подслушал беседу двух офицеров, сидящих напротив меня. Вежливо и спокойно они обсуждали будущую дуэль. Они уже обсудили выбор оружия, когда я начал прислушиваться к их разговору. Теперь они решали, с какого расстояния будут стрелять.

– Как сейчас сидим, – спокойно предложил один.

Другой согласился.

Я вскочил и, обежав длинный стол, бросился к ним. Они уже вынимали револьверы.

Наша борьба состояла из редких вылазок и отражений атак партизан. Однажды наши разведчики сообщили о планируемой атаке на наш гарнизон. В это непростое время мы не были уверены, что можем рассчитывать на преданность наших солдат. У нас были причины подозревать, что, если партизаны вторгнутся на нашу территорию, некоторые драгуны перейдут на их сторону. Перед офицерами встал серьезный вопрос: что делать, если партизаны добьются успеха. Каждый сам решал этот вопрос. Трое или четверо решили попытаться сбежать в Маньчжурию. До ближайшего пункта на границе, примерно в ста двадцати километрах от Раздольного, фактически не было человеческого жилья; путь был относительно безопасный. Я набил большой мешок консервами, патронами и ручными гранатами, которые выдавались только офицерам. Таким образом, мы обладали мощным оружием с малым радиусом действия, которого не было у наших не вызывавших особого доверия солдат. Однажды у меня ночевал отец, и я, перед тем как он лег спать, положил на его ночной столик две ручные гранаты. Он, как сугубо гражданский человек, не оценил мой широкий жест.

Мы предполагали, что партизаны атакуют ночью, и легко отразили нападение. На следующий день один эпизод вызвал взрыв смеха. Партизаны ставили целью захватить наших музыкантов с инструментами. Партизаны явно хотели внести разнообразие в свою серую жизнь. Музыканты поодиночке спрятались в кустах. Партизаны, пытаясь отловить музыкантов, рассредоточились, что позволило нам без особой сложности отразить атаку; многие партизаны были убиты или попали в плен.

Примерно в пятнадцати километрах от нас находился стекольный завод. Директор завода обратился с просьбой защитить завод от партизан, и я отправился туда во главе восьмидесяти пеших солдат. Завод находился в долине, со всех сторон окруженной покрытыми лесом холмами. Партизаны могли незаметно подойти с любой стороны. Небольшая железнодорожная станция в пяти километрах от завода охранялась американцами, которые также патрулировали прилегавший к заводу район. Из разговора с директором завода я выяснил, что в нескольких километрах отсюда находятся тысячи красных партизан и большинство заводских рабочих сочувствуют коммунистам. Эта информация в совокупности с рельефом местности не добавила мне оптимизма. Стоя с унтер-офицерами на дороге, проходившей через рабочий поселок, я пытался решить, что предпринять в сложившейся ситуации. Неожиданно появился американский патруль. По обе стороны цепочкой в полной боевой готовности двигались американские пехотинцы. Они шли цепочкой, на расстоянии порядка пяти метров друг от друга. Мы с офицером откозыряли друг другу. Когда мимо нас прошел последний американский солдат, я вслух отметил, что они очень похожи на русских. Позже я вспомнил, что при этих словах американский солдат, проходивший мимо меня, взглянул на меня с улыбкой. Через десять минут я позвонил на американский пост и доложил, что мимо меня прошел взвод американских солдат. Мне ответили, что в это время у завода не может быть никакого американского взвода и наверняка это взвод партизан, переодетых в американскую форму.

Мне также сообщили, что несколько недель назад партизаны взорвали поезд, в котором, в числе прочего, была форма. Мне потребовалось всего лишь минута, чтобы принять решение. Меня больше интересовало, как защитить своих солдат и самого себя, а не завод. С этой целью я обошел территорию, прилегающую к заводу.

Особое внимание я обратил на местоположение школы. Школьное здание стояло в центре большого школьного двора, окруженного крепким деревянным забором высотой приблизительно два метра. По всему периметру забора на высоких столбах висели фонари. Я решил разместиться в школе.