В чем же причина таких резких изменений? В случае «Шаляпина» причин было три. Первая – это возвращение американского музыкального стиля, известного как джаз. В середине 1920-х годов большевики полностью запретили этот стиль музыки, заклеймив его как «декадентский», но потом снова разрешили. Видимо, для того, чтобы на практике проследить, как идея может захватить весь мир. Так или иначе, эта музыка звучала громко и настойчиво.

Вторая причина заключалась в том, что в столице появились иностранные корреспонденты. Сразу после революции большевики выпроводили всех иностранных корреспондентов. Но те оказались ребятами настырными. Они спрятали печатные машинки, переоделись, сосчитали до десяти и один за другим снова проникли в страну. В 1928 году вновь открылся Пресс-центр иностранных СМИ, который располагался на шестом этаже здания, стоявшего ровно на полпути между Лубянкой и Кремлем. Получалось, что этот дом находился напротив отеля «Метрополь». Поэтому каждый вечер в баре «Шаляпин» развлекались пятнадцать корреспондентов, представителей иностранных СМИ. И даже когда кроме них в баре никого не было, ор стоял такой, словно там собрались пятнадцать чаек и галдели все одновременно.

И, наконец, третья причина: в самом «Шаляпине» произошли серьезные изменения. В апреле 1929 года в баре появились – не одна, не две, а целых три! – новые официантки, молодые, красивые особы, одетые в черные, чуть выше колена юбки. Девушки грациозно двигались среди гостей, украшая обстановку и притягивая взгляды, звонко смеялись и слегка пахли духами. И когда гости заведения были готовы что-либо рассказывать, то официантки были готовы их слушать. Во многом потому, что от этого зависело, останутся они работать в баре или нет. Раз в неделю девушки должны были посещать небольшое серое здание на углу улицы Дзержинского, встречаться там с невысоким серым человеком, сидевшим в небольшом сером кабинете за небольшим серым столом, и практически дословно пересказывать услышанное[57].

Так как же вели себя иностранные журналисты, зная о профессиональных обязательствах официанток? Старались ли они придерживать язык за зубами, чтобы не сказать лишнего, или считали, что можно говорить не стесняясь?

Между членами Пресс-центра иностранных СМИ постоянно действовал следующий договор – десять американских долларов полагалось тому корреспонденту, которого вызовут в комиссариат внутренних дел. Поэтому корреспонденты время от времени позволяли себе пускать сенсационную «утку». Один из американцев «проговорился», что, дескать, ему стало известно, что один разочаровавшийся инженер строит на даче под Москвой воздушный шар по описанию, приведенному в романе Жюля Верна…[58] Другой корреспондент рассказал о биологе, который скрещивает куриц и голубей, чтобы такая птица могла и яйцо снести, и тайное послание доставить… В общем, корреспонденты придумывали самую разную дезинформацию для того, чтобы она попала в Кремль.

В тот вечер настроения в баре были особенно бурными. Гремела музыка оркестра, раздавались взрывы смеха и дружеские хлопки по спине. Граф пробрался сквозь толпу и подошел к дальнему краю барной стойки. Через мгновение рядом с ним появился Аудриус. Бармен облокотился на стойку и наклонился в сторону графа.

– Добрый вечер, граф, – приветствовал он Ростова.

– Добрый вечер, Аудриус. Сегодня больше шума, чем обычно.

– Господина Лайонса сегодня забирали в ОГПУ.

– Вот как?

– В трактире Перлова на полу нашли написанное его почерком письмо, где говорилось о перемещении войск в районе Можайска. Но когда в ОГПУ попросили объяснить, что это такое, корреспондент ответил, что он всего лишь переписал от руки любимый отрывок из романа «Война и мир».

– Подготовка к битве при Бородино, – ответил граф с улыбкой.

– Совершенно верно. Поэтому мистер Лайонс выиграл десять долларов и теперь угощает коллег. Чем могу быть полезен?

Граф несколько раз постучал кончиками пальцев по барной стойке.

– Не найдется ли у вас абсента?

Аудриус удивленно приподнял бровь.

Как бармен, он прекрасно знал, какие напитки предпочитает граф. Аудриус знал, что до ужина Ростов мог выпить бокал шампанского или сухого вермута. Он также знал, что после ужина граф мог заказать немного коньяка или бренди. Зимой граф мог позволить себе виски или портвейна. Бармен и граф были знакомы уже десять лет, и за это время Ростов ни разу не заказывал абсент. Граф не любил ликеры с большим содержанием сахара, тем более напитки зеленого цвета, злоупотребление которыми могло привести к сумасшествию.

Но Аудриус был настоящим профессионалом, и его удивление ограничилось легким движением бровей.

– Кажется, у меня осталась одна бутылка, – ответил он. Затем Аудриус открыл неприметную дверь, ведущую в отдельную комнату за баром, где он хранил самые дорогие и экзотические напитки.

На небольшом возвышении в другом конце бара играл ансамбль. Когда граф впервые услышал джаз, этот музыкальный стиль ему не очень понравился. Во времена его юности танцевали под музыку тонкую и богатую нюансами, музыку, вознаграждавшую терпение и внимание слушателя своими крещендо, диминуэндо[59], аллегро и адажио. Музыка времен юности графа характеризовалась хорошей аранжировкой, и в отличие от джаза в нее не пытались запихнуть как можно больше темпов, тактов и ритмов.

И тем не менее…

Постепенно граф понял и оценил джаз. Точно так же, как и сами американские корреспонденты, джаз был щедрой музыкой, возможно, не самой организованной и дисциплинированной, говорящей первое, что приходит в голову, но вместе с тем доброй и веселой. Занятно было то, что джазу было все равно, какова мелодия была и куда она двигалась, то есть можно было сказать, что джаз обладал уверенностью мастера и неопытностью начинающего одновременно. Так что можно было не удивляться тому, что такой музыкальный стиль никогда не мог появиться в Европе.