– А что будет с нами?

– Не знаю. Возможно, нам не стоит пока заглядывать вперед. Хочу сперва привести в порядок Фортифут-хаус.

Она повернулась и смотрела на меня не мигая. В радужной оболочке ее левого глаза я заметил оранжевое пятнышко.

– Я не совсем это имела в виду, когда говорила, что ты должен быть более решительным.

– Серьезные проблемы требуют серьезных решений.

– Хммм, – произнесла она и демонстративно повернулась ко мне спиной.

Я взял в руки ее книгу и стал читать вслух:

– «Однажды, чтобы сделать ему приятное, она решила показать ему свою грудь. При этом она краснела и испытывала сильнейшие внутренние терзания. Застенчиво расстегнула лифчик и продемонстрировала маленькие белые плоды, сокрытые под ним».

– Так и знала, что ты сразу откроешь на каком-то малопристойном месте, – глухо произнесла Лиз, уткнувшись в подушку.

Она повернулась ко мне. Оранжевое пятнышко в ее радужной оболочке мерцало, как огонек.

– Не принимай опрометчивых решений, Дэвид. Я беспокоюсь о тебе.

– Если беспокоишься, ты мне поможешь.

Мне приснилось, что я скользил, как воздушный змей, над пляжем. Море подо мной было черным и студенистым, больше похожим на патоку. Я понял, что вода такая густая из-за крабов. Их были миллионы, они копошились и ползали друг по другу. Над морем нависало небо цвета темной бронзы. Раскатистый звук гонга ударил мне в уши, едва не оглушив.

Мир, каким он был. Мир, какой он есть. Мир, каким он будет.

Я еще не успел улететь далеко от берега, когда понял, что постепенно снижаюсь. Я попытался поджать ноги, чтобы не касаться воды, но ветер затих, а я опускался все ниже и ниже. В конце концов они ушли под воду, а затем я погрузился почти по пояс. Вода была ледяной, и я чувствовал, как крабы, стуча клешнями, ползают по мне, по животу, по ногам и между ними.

Я закричал, но на самом деле это был не крик. Скорее, жуткий стон человека во сне. Я внезапно осознал, что обмочил пижамные штаны. К счастью, не постель. Обливаясь потом и дрожа, я скатился с кровати и направился в ванную, где разделся и умылся. В зеркале отразилось мое искаженное и изможденное лицо, словно я смотрелся в разбитое стекло.

Вытираясь полотенцем, я снова услышал суетливое царапанье, сперва за стенами, а затем с чердака. Я замер и прислушался, но царапанье тут же стихло. До меня доносился лишь слабый шум ветра в деревьях и сердитый шепот моря.

Я выпил два стакана холодной воды, выключил свет и вернулся на цыпочках в спальню. Дэнни и Чарити, должно быть, уже спали. Во всяком случае, голосов их я не слышал. Я хотел было заглянуть к ним, но дверь их спальни скрипела так сильно, что я побоялся их разбудить.

Подойдя к двери в свою комнату, я заметил под ней тусклое голубоватое мерцание. Взявшись за ручку, я замер и нахмурился. Это определенно была не прикроватная лампа. Это больше напоминало мерцание телеэкрана, хотя в спальне у меня телевизора не было. Возможно, это был отблеск молнии сквозь занавески. Последние несколько дней погода часто менялась. Несколько раз я слышал далекие раскаты грома, доносившиеся из-за Ла-Манша. Ни с того ни с сего это напомнило мне о том, как во время Второй мировой отдыхающие на южном побережье Англии могли слышать артиллерийскую канонаду во Франции. Эта мысль всегда вызывала у меня чувство горечи и тревоги.

Я снова услышал знакомое царапанье и шуршание и почувствовал в спине неприятное покалывание, словно при легком ударе током. Вместо того чтобы открыть дверь спальни, я присел и заглянул в замочную скважину. Глаз тут же заслезился от хлынувшего изнутри воздуха, но я видел лишь темные очертания кровати, голову Лиз на подушке и часть окна.

Мерцание повторилось, но это точно была не молния. Его источник находился в комнате – в противоположном углу. Оно стало ярче, поэтому я отчетливо увидел волосы Лиз. И в тот же миг услышал глубокое невнятное пение, в такой низкой тональности, что почувствовал, как завибрировала у меня челюсть. Игггааа сотот нггааа. Хотя пение звучало очень низко и неразборчиво, больше напоминая звук органа, чем человеческий голос, я заметил сходство со словами, которые старый мистер Биллингс выкрикивал в саду, когда его били током солнечные часы. Ннгггнггииааа ннггг сотот.

Я понятия не имел, что это значит, но эти заклинания звучали так настойчиво, что наполняли меня какой-то иррациональной тревогой, граничившей с паникой. Их целью было явно призвать кого-то или что-то в Фортифут-хаус. Но, кого или что, я не мог себе представить. И не был уверен, что хочу.

Свет снова замерцал и на этот раз едва не ослепил меня. Меня удивило, что Лиз не проснулась. Я решил открыть дверь и начал уже поворачивать ручку, когда источник света появился в поле моего зрения, и я застыл на месте.

Посреди комнаты возникла медсестра или монахиня, которую я видел парящей у стены. Высокая, мерцающая фигура в апостольнике[59], закутанная в рясу из голубого света, покачивалась вверх-вниз, словно на волнах фосфоресцирующего океана. Существо плыло по комнате завораживающе медленно, оставляя за собой шлейф из своих же меркнущих копий.

Она продолжала петь, и было в ее пении что-то чувственное и непристойное. НггГГааа – сотот – гноф-хек – нггааАА. Несмотря на то что слова не были похожи ни на один известный мне язык, я почувствовал, что вот-вот пойму их смысл. Как когда слово вертится на кончике языка, но произнести его не можешь.

Монашеская фигура в развевающихся одеяниях скользнула к подножию кровати и замерла. Очевидно, она наблюдала за спящей Лиз. Затем начала наклоняться над кроватью. Не нагибаться, а именно наклоняться под каким-то невероятным углом, пока не оказалась в нескольких дюймах от одеяла.

Я увидел, как поежилась Лиз. Я не знал, насколько опасен был этот призрак и чего он хотел, но я понимал, что не могу больше ждать. Я повернул ручку и плечом распахнул дверь, так что та громко ударила по стене. Я подумывал даже издать какой-нибудь боевой клич. Не столько чтобы отпугнуть призрака, сколько чтобы придать себе смелости. Но, когда я оказался возле кровати, совершенно голый, горло у меня сжалось, и я сумел выдавить лишь хриплый резкий вскрик:

– Ааа!

Призрак развернулся, и под апостольником я увидел лицо – посмертную маску с пустыми глазницами, впалыми щеками и оскаленными зубами. Совершенно онемев, я в ужасе уставился на него.

Раздался оглушительный грохот, словно сотни галлонов воды внезапно вырвались из гигантской цинковой цистерны. И видение стало таять, впитываясь в одеяло. Руки призрака сливались с руками Лиз, чудовищное лицо – с ее лицом. На мгновение волосы у Лиз встали дыбом, потрескивая крошечными голубыми искорками статического электричества. Глаза у нее открылись и на долю секунды озарились красной вспышкой.

Затем наступила тишина. Жуткая тишина. Даже ветер за окном стих. И море больше не шептало. Лиз смотрела на меня широко раскрытыми глазами, а я не отрывал взгляда от нее.