О том, что из моей дикой затеи может ничего не получиться, я старался даже не думать. В крайнем случае, если из сна ничего не выйдет, мое пьянство можно будет назвать бегством от действительности. С кем не бывает…

Мы стали пить ароматное вино, пахнущее спелыми ягодами, созревшими под солнцем черноморского побережья. Чтобы развеселить Любаву, я рассказывал что-то забавное, шутил с ней, и она послушно смеялась.

Я выпил кубок, потом еще один, и еще один. В голове сначала зашумело, затем послышался хрустальный звон, и все поплыло перед глазами.

Когда я отвалился на медвежью шкуру и закрыл глаза, то услышал, как Любава снова заплакала.

Тогда я открыл один глаз и сказал:

– Иди ко мне, Сероглазка. Может быть, перед тем как я засну, мы с тобой успеем еще кое-что.

А когда я провалился в сон, ко мне пришел отец. На этот раз Нечто уже совсем не прикидывалось. Образ отца был размыт, как на плохой ученической акварели, и лица было совсем не узнать. Так, мутная мужская фигура, лишь очертаниями напоминающая моего папу. Вероятно, я стал совсем своим для этой силы, так что со мной можно было больше не церемониться.

– Сынок, – сказало Нечто. – Тебе тут больше нечего делать. Ты не находишь?

Я молчал. Протуберанцы мигали и переливались на фоне черного неба. Перед лицом этой бездны что мог я сказать?

– Ты сделал то, что должен был сделать, – произнесло Нечто.

– Но я ничего не сделал, – прошептал я.

– Ты исполнил свою роль, – возразило Нечто. – Большего от тебя и не требовалось. Но теперь нужно делать то, на что ты не способен. Дальше на твоем месте будет действовать другой.

– А я? Я умру, как епископ Анастат?

Наверное, мой вопрос прозвучал очень жалобно, но я не заботился об этом. У меня совсем не было уверенности в том, что Нечто вообще способно испытывать жалость и даже понимать такие вещи…

– Анастат не умер, и ты не умрешь, – прозвучал спокойный ответ. – Если ты захочешь, то еще увидишься с ним.

– Увижусь? – повторил я. – Где увижусь? На том свете?

Скажу честно: на Николая Константиновича Апачиди, моего случайного знакомого, мне было совершено наплевать в ту минуту. Мало ли с кем я увижусь или нет. Но я безумно хотел понять еще хоть что-то из всей этой истории. Хотел понять правила игры…

Но мутный колеблющийся образ отца не дал мне ответа.

– Ты хочешь вернуться назад? – спросил он. – Вернуться на берег ручья и продолжить охоту? Ты ничего не будешь помнить о том, что было с тобой.

– И про Любаву – тоже?

Ответа не последовало, как я и ожидал. Зачем отвечать и сотрясать воздух? Сказано же было – ничего.

Задним, шестым чувством я вдруг ощутил, что время уходит. Нужно принимать решение, ведь мне дали шанс выбрать самому. Правда, так и не сказали, из чего выбирать, но про возврат на берег ручья и полное забвение случившегося я уже понял.

А время неумолимо истекало: фигура отца стала расслаиваться, ее очертания задрожали.

Сеанс связи с Неведомым завершался.

– Я не хочу возвращаться, – произнес я, как можно громче, словно боялся, что меня не услышат.

– Не хочу забывать, – добавил я в ужасе, что мои слова не дойдут до адресата и я не буду понят.

– Тогда – другое время и другая роль, – произнес отец. Он внезапно приблизился, и лицо его обрело четкость. Вот он – мой папа, его большая родинка на левом виске, его морщинки вокруг глаз и белый воротничок парадной форменной сорочки, сдавивший шею…

– Совсем другое время и совсем другая роль, – повторил отцовский голос у меня в ушах. – И там может не быть подсказок, что тебе делать. Ты готов к этому?

Я хотел спросить про самое главное. Очень хотел спросить о том, что представлялось мне самым важным в моей судьбе. Пусть другое время и пусть другая роль, но как же быть с самым дорогим для меня?

Я силился спросить и не мог родить ни одного звука. Словно внезапно онемел и мои уста и мой мозг сковало что-то…

– Ты готов? – повторил отец, и его слова оглушительным эхом раздались вокруг меня. – Женщина будет с тобой…

– Да, папа.