Однако у меня есть радостная весть для его отца, который, должно быть, по сей день полагает сына пропавшим без вести. Его наследник не только найден, но одна богатая и влиятельная особа готова взять на себя все расходы по вызволению из-за решетки несчастного паломника, а вернее сказать, по упрятыванию за решетку вас и вашего помощника. Надеюсь, вы уже сообразили, о ком идет речь?

– Ума не приложу! – лениво пожал плечами я.

– Что ж, если вы решили упорствовать, я не буду настаивать. Скажу лишь одно: вы попали в лапы ищейки, быть может, не слишком умной, но несказанно цепкой.

– А! Что я тебе говорил?! — взорвался бурными комментариями мой напарник. – Этот таксоид от нас не отстанет, пока в глотку не вцепится!

– Погоди, выкидывать белый флаг тоже нужно вовремя, а то не поймут, решат, что простыня сушится. Кстати, судя по всему, особа, готовая нас упечь в каземат, – это тот банкир, которому ты копилку Сен-Жермена продал.

– Я чего-то не пойму, шо за беспочвенные наезды на болезненное самолюбие? Машина работала, ты сам видел. А за несоблюдение техники безопасности фирма-производитель не отвечает! Если дырка в голове, поздно пить зеленку.

– Мне невдомек, к чему все эти угрозы. – Я укоризненно посмотрел на темный силуэт собеседника. – Если вы хотите денег и для того похитили меня, то, полагаю, мы сможем обсудить этот вопрос как уважающие друг друга люди. Ваша организация, как я понимаю, ставит перед собой определенные цели, более возвышенные, чем грубый шантаж и запускание рук в кошелек ближнего своего. Для осуществления ваших грандиозных планов, несомненно, требуются большие средства. Так давайте говорить без экивоков! Я зачем-то нужен вам. Может быть, интересны мне и вы. Не знаю уж, для чего вам понадобилась нелепая выдумка про моего двойника, но угрожать мне бессмысленно! Даже если бы это было правдой, поверьте, у меня хватит сил уйти отсюда в любой удобный момент, возможно, через ваш труп, заключить в дом умалишенных вашу ищейку, разорить состоятельного благодетеля, желающего выкупить упомянутого вами христианского пленника из рук неверных, да и самому пленнику, если таковой, конечно, имеется, объяснить, кто он такой.

– Значит, вы все же признаете, что вы не тот, за кого себя выдаете?

– Не забивайте себе голову этими глупостями – мой вам совет. А то в вашей братской семье вдруг окажется на пару-тройку братьев меньше, чем было утром. Хотите сотрудничать – я готов вас выслушать. Желаете воевать – что ж, приступим немедля!

– Ну, Капитан, ты разошелся! А говорил – простыни, простыни… Так их, супостатов! Все правильно: кто съел – тот и охотник, кого съели – тот и дичь.

– Вы блефуете, граф!

– А вы проверьте, любезнейший брат.

Молчание затянулось. Где-то сверху по доскам сцены маршировали легионы Октавиана Августа, а смуглые прислужницы царицы Египта выискивали на рынке Александрии змей для эффектной прощальной арии покинутой всеми несчастной Клеопатры. Из темноты возникла рука в кожаной фехтовальной перчатке, сжимающая клинок шпаги под самым эфесом. Оружие легло на стол рядом с лепешкой, и голос, который только что сыпал угрозами в мой адрес, изрек торжественно:

– Перед вами сталь и хлеб. Они есть символ выбора, стоящего перед каждым человеком.

– Ага, это, типа, кошелек или жизнь! — язвительно вставил Лис, напряженно созерцающий сцену под сценой.

– …Преломив хлеб, вы можете стать одним из нас.

– А преломив шпагу – не стать.

– …Поднявши хладную сталь, вы обрекаете себя на гибель, неминуемую и скорую.

– Это предложение? – стараясь говорить как можно мягче, поинтересовался я.

– Да! – гордо изрек неведомый брат. – И оно делается отнюдь не каждому, ибо тем, кому суждено править миром, след возвышаться над суетной толпой, из коей состоят народы.

– Что ж, хорошо. – Я протянул руку к лепешке.

– Да, скудноват паёк у потоптателей вселенной. Слышь, может, я тут в буфет сгоняю, каких-нибудь бутербродиков настрогаю?Шо за люди? Ну почему, скажи, все, кто обещает сделать жизнь чище и светлее, шхерятся в темных и грязных подвалах? Ну шо, выпивку-закусон принести?

– Погоди, Лис. Не видишь, здесь не что-нибудь, а тайный обряд свершается! – оборвал я друга.

– Слушай, а шо, нельзя было для тайного обряда найти менее людное место?

– Думаю, мы об этом еще узнаем.

Рука из темноты перехватила скудное угощение с противоположной стороны и попыталась отобрать сухой паек. «Священная» лепешка сломалась почти ровно пополам.

– Вкушай черствый хлеб, обыденности, чтобы навсегда запомнить, от чего тебе предстоит отказаться, – прокомментировал действо иллюминат.

Я вонзил зубы в ритуальное «лакомство» и немедля пожалел, что не согласился на предложение Лиса сбегать в буфет. Хлебец наверняка был забыт в каморке под сценой кем-то из строителей в годы возведения этого храма искусств, и разборчивые венские крысы не покусились на древнее яство.

– Запей хлеб ключевой водой, она чиста, как помыслы наши! – продолжал свое поучение адепт.

Я подумал, что с такими помыслами воду стоило бы отправить на химический анализ, но послушно хлебнул несколько глотков. Вода действительно была чистой и холодной, а главное, с ее помощью мне удалось протолкнуть в горло «черствый хлеб обыденности». Между тем скрытый все еще темнотою собеседник вещал далее:

– Покорствуя великой силе, растворяясь в ней, сам будешь силою и могуществом земным. Буде же один аки колос на ветру – сгинешь втуне, и зерна даров твоих не дадут всходов. – При этих словах он зажег от горящей свечи тонкую лучину, и с ее помощью запалил одну за другой множество таких же восковых свечей. – Будь как они, ибо совместное их сияние разгоняет тьму, в одиночестве же слабый огонек разума лишь порождает глупые фантазии о круговерти земного бытия да пробуждает духов сомнения, кружащих над этим миром в поисках слабой души, обреченной на вечные терзания. Возгорись от мудрости единой – и обретешь истинный смысл всякого дня.

– И классный секс каждой ночью! Красиво глаголет, — обрадованно сообщил Лис. – Невнятно, но красиво. Как пить дать бабла на прокорм требовать будет.

– Ну ничего, дадим. От Палиоли не убудет!

– Точно-точно! Он сколько денег наварил на информации с поля боя, пусть теперь раскошеливается.

– Нарекаю тебя братом Октавианом. – Он опустил клинок шпаги мне на плечо. – Да будет отныне всякий удар тебе – ударом всем нам! И да обнажится твой клинок в тот час, когда преславнейшему ордену иллюминатов будет грозить опасность!

Покончив с импровизированным обрядом и выслушав мое обещание свято хранить и оберегать, замаскированный воспреемник чинно снял с головы колпак, закрывавший его лицо, и представился:

– Зовите меня братом Максимилианом. Здесь я представляю Великого Просветленного главу ордена – брата Эммануила, верного преемника брата Спартака. Все, что будет нужно, вы узнаете в свое время, пока же вашему сиятельству надлежит исполнить подвиг, коего от вас ждет Великий Капитул.